Весной 1474 г. московский великий князь иван III отписывал крымскому "царю" Менгли-Гирею письмо, в котором говорилось, что «князь великий Иван челом бьет: прислал еси ко мне своего посла Ази-Бабу, а приказал еси ко с ним свое жалованье и ярлык свой с ним прислал еси. А в ярлыке твоем пишет, жалуючи мене, братом собе и другом назвал еси…». В следующем, 1475 г., Иван III снова пишет Менгли-Гирею, благодаря его за то, что крымский «царь» «пожаловал еси, братом собе и другом меня учинил еси» и на том «крепко слово молвя, пожаловал еси шерть дал и ярлык шертной дал».
Нетрудно заметить, что в обоих случаях московский государь выступает в роли вассала хана, который, как «волной человек» (т.е. «обладающий властью, правом поступать по собственной воле»), сюзерен, жалует своего слугу. Однако здесь есть небольшйо такой нюанс, который существенно меняет суть дела. Да, Менгли-Гирей жаловал Ивана своим «братом», но жалуя его «братством», хан тем самым поднимал статус московского государя, ставя его если не вровень с собой, то, во всяком случае, немногим ниже себя и признавая его суверенность как минимум во внутренних делах. И, делая этот шаг, крымский «царь» де-факто отказывался от прежней модели отношений ханов Орды с русскими князьями, переводя свои дипломатические контакты с Иваном в русло привычных для русского господаря межкняжеских отношений.
Смысл термина «братство» хорошо виден при анализе содержания грамот-докончаний между русскими князьями. А.И. Филюшкин, характеризуя категорию «братства», отмечал, что этот термин означал на деле «особый тип отношений, который в современной терминологии можно истолковать как «добрососедские отношения при уважении суверенитета друг друга, предполагающие потенциальный союз» . При этом, как следует из содержания межкняжеских докончаний, «братья» взаимно обещали «блюсти, и не обидити, ни въступатися» во владения контрагентаю. Тем самым они подтверждали полную внутреннюю автономию и суверенность (по принципу «rex est imperator in regno suo») в административном, судебном и фискальном отношениях. Более того, отношения «братства» предполагали, что каждый их участник обладает определенной «честью», которая не будет нарушена недружелюбным действием другой стороны.
Почему Менгли-Гирей пошел на такое явное нарушение «старины»? Ответ на этот вопрос очевиден – как раз в эти годы снова обостряются отношения между ханом и его братьями, в результате чего Менгли-Гирей был вынужден бежать, а на ханское седалище в Крыму при поддержке части крымской аристократии сел племянник хана Большой Орды Ахмата (того самого Ахмата) Джанибек. И хотя правление Джанибека было недолгим, равно как и брата Менгли-Гирея Нур-Девлета, и уже в 1478/1479 г. Менгли-Гирей вернул себе власть, и на этот раз окончательно, отношения с Москвой для хана оставались чрезвычайно важны. На то были веские причины. Ахмат и его дети никуда не делись, и Менгли-Гирею нужен был союзник для борьбы с Большой Ордой, а Иван дл яэтой рооли подходил как нельзя больше. Ну и не стоит забывать, чт в Москве пребывал Нур-Девлет, брат Менгли-Гирея, долго и не без успеха боровшийся за власть в Крыму с "братом" Ивана, да и Джанибек оказался там же, так что дружить с Иваном III и называть его "братом" имело смысл, а "московскому" это было только на руку. Мало того что он был государем Божьей милостью, а не как его отец, Василий II, милостью хана, так еще теперь он стал "братом" крымского царя. Было от чего возгордиться!
