melancholyили от частного к общему. Несколько тезисов насчет видения Ливонской войны в мировом масштабе.
На днях исполняется 10 лет, как я занялся всерьез изучением отношений между Москвой и Крымом в "долгом XVI веке" и все получилось в точности как в "Хоббите" - вступил на дорожку, еще не зная, куда она меня заведет, и ведь завела в такие дебри.
В общем, что выходит на сей день. В начале этого самого "долгого XVI в ека" Европа еще не сомкнулась в некое единое целое (мир-экономику по Валлерстайну). Запад и Восток, не говоря уже о Юге и Севере, живут в общем-то довольно самостоятельной и малозависимой жизнью. Нет, связи и экономические, и поилитческие, и религиозно-культурные, конечно, есть, но это пока еще не единое целое. Однако процесс уже идет, медленно, постепенно набирая обороты.
Но пока он идет, в Восточной европе, где после распада Золотой Орды образовался некий политический и силовой вакуум, начинается борьба между претендентами на упавшую корону - их трое, Москва, Вильно и Бахчисарай. В этом треугольнике и будут развиваться главные, определеюящие историю "долгого XVI века" в этом регионе и исход этой борьбы предопределит образ Востойной Европы на несколько столетий вперед (да вплоть до наших дней и в перспективе - еще на неопределенное время в будущем).
В процессе этого противостояния здесь постепенно кристаллизуются институты и структуры нововременного государства, причем, опять же, в перспективе, у московитов этот процесс идет более успешно, чем в Литве и тем более в Крыму (и это в конечном итоге предопределило успех Москвы в этом противостоянии). Эта перестройка довольно болезненна и сопровождается "Великими потрясениями" (Смута там или Потоп) и прочими пертурбациясми политическими, экономическими и социальными, не говоря уже о культурных.
И раз уж зашел разговор об экономике, то многие, очень многие весьма и весьма авторитетные исследователи в одни голос утверждают, что "долгий XVI век" - время радикальной перестройки экономической карты и экономического ландшафта Европы, и эта перестройка, трансформация, если хотите, развиваясь медленно, эвоолюционным путем, сопровождается смещение центра эжкономической и финансовой жизни на северо-запад Европу и, соответственно, оси экономического развития. Э. Валлерстайн рисует убедительную картину формирования европейской мир-экономики, которая складывается в этот период, и Восточной Европе в этом мире-экономике отводится роль сырьевого придатка.
Польша, Литва и Ливония раньше, существенно раньше, чем Россия, включаются в этот процесс (Россия не включилась в него и к исходу "долгого XVI века"), и вот здесь, на наш взгляд, кроются глубинные корни конфликта вокруг "наследства" "больного человека" Восточной Европы. Ливония была частью старой, сформирвавшейся в Высокое Средневековье балтийской "мир-экономики" (а та, в свою очередь, выросла на циркумбалтийской почве). Эта экономическая система с началом "долгого XVI века" постепенно изживает себя (у М. Бессудновой хорошо поекпзана, как "необычная торговля" теснит шаг за шагом торговлю "обычную", характерную для экономических взаимоотношений Ганзы с ее соседями и торговыми партнерами). Распад этого мира-экономиик, появление новых действуюших лиц, формирование новых тенденций в развитии производства и торговли (спрос рождает предложение, и новые товары, массового характер - то же зерно, пенька, лен и т.п. теснят традиционные - те же меха и воск) неизбежно влекут за собой и политические конфликты. Стремление Вильно (и Кракова, поскольку король-то один что там, что здесь) компенсировать неудачу на южном, балканском направлении, привела сперва к поглощению Пруссии, а затем и к формированию устойчивой тенденции точно также "инкорпорировать" еще и Ливонию, получив, с одной стороны, новые экспортные магистрали, а с другой стороны - облегчив выход своимх с/х товаров на растущий европейский рынок. Слабая и раздробленная старая Ливония в этих условиях была обречена, и никто ей помочь не мог - разве что Москва.
Парадокс, скажете вы? А вот и нет, отвечу я, поскольку Москва меньше других была заинтересована в разрушении status quo в регионе, поскольку она, как я уже отмечал выше, не была включена в этот новый формирующийся мир-экономику - ей нечего ему предложить, да и если бы и было, нет соответствующей инфраструктуры, способной доставить то же зерно (в товарных количества, таких, что смогли бы сыграть весомую роль на европейском рынке) из глубинных регионов России к балтийским портам. И зачем Москве разрушать отлаженную веками систему? Реструктуризировать ее, добиться для себя преференциц - да, но разрушать? И именно в этом русле развивалась московская политика со времен Ивана III. Ливония для нее - Богом забытое место, медвежий угол. Все помыслы Москвы в другом месте - в треугольнике Москва-Вильно-Юахчисарай. А здесь - нет. Но у нас есть Новгород, который ведет полуавтономное существование, а еще и Псков в аналогичном статусе, и вот их перемены очень даже затрагивают. И я выскажу такое осторожное предположение, что именно интерес Новгорода и Пскова (а еще дома св. Софии) сыграл определяющую роль в ввязывании Москвы в раздел ливонского наследства. Не замечать мнения новгородских имужей в Москве не могли - острожно предположим, что там при дворе в 40-х гг. сложилась сильная и влиятельная новгородская "партия", одним из вождей которой был сам Макарий. Ну а что было дальше - это уже хорошо известно...
На днях исполняется 10 лет, как я занялся всерьез изучением отношений между Москвой и Крымом в "долгом XVI веке" и все получилось в точности как в "Хоббите" - вступил на дорожку, еще не зная, куда она меня заведет, и ведь завела в такие дебри.
В общем, что выходит на сей день. В начале этого самого "долгого XVI в ека" Европа еще не сомкнулась в некое единое целое (мир-экономику по Валлерстайну). Запад и Восток, не говоря уже о Юге и Севере, живут в общем-то довольно самостоятельной и малозависимой жизнью. Нет, связи и экономические, и поилитческие, и религиозно-культурные, конечно, есть, но это пока еще не единое целое. Однако процесс уже идет, медленно, постепенно набирая обороты.
Но пока он идет, в Восточной европе, где после распада Золотой Орды образовался некий политический и силовой вакуум, начинается борьба между претендентами на упавшую корону - их трое, Москва, Вильно и Бахчисарай. В этом треугольнике и будут развиваться главные, определеюящие историю "долгого XVI века" в этом регионе и исход этой борьбы предопределит образ Востойной Европы на несколько столетий вперед (да вплоть до наших дней и в перспективе - еще на неопределенное время в будущем).
В процессе этого противостояния здесь постепенно кристаллизуются институты и структуры нововременного государства, причем, опять же, в перспективе, у московитов этот процесс идет более успешно, чем в Литве и тем более в Крыму (и это в конечном итоге предопределило успех Москвы в этом противостоянии). Эта перестройка довольно болезненна и сопровождается "Великими потрясениями" (Смута там или Потоп) и прочими пертурбациясми политическими, экономическими и социальными, не говоря уже о культурных.
И раз уж зашел разговор об экономике, то многие, очень многие весьма и весьма авторитетные исследователи в одни голос утверждают, что "долгий XVI век" - время радикальной перестройки экономической карты и экономического ландшафта Европы, и эта перестройка, трансформация, если хотите, развиваясь медленно, эвоолюционным путем, сопровождается смещение центра эжкономической и финансовой жизни на северо-запад Европу и, соответственно, оси экономического развития. Э. Валлерстайн рисует убедительную картину формирования европейской мир-экономики, которая складывается в этот период, и Восточной Европе в этом мире-экономике отводится роль сырьевого придатка.
Польша, Литва и Ливония раньше, существенно раньше, чем Россия, включаются в этот процесс (Россия не включилась в него и к исходу "долгого XVI века"), и вот здесь, на наш взгляд, кроются глубинные корни конфликта вокруг "наследства" "больного человека" Восточной Европы. Ливония была частью старой, сформирвавшейся в Высокое Средневековье балтийской "мир-экономики" (а та, в свою очередь, выросла на циркумбалтийской почве). Эта экономическая система с началом "долгого XVI века" постепенно изживает себя (у М. Бессудновой хорошо поекпзана, как "необычная торговля" теснит шаг за шагом торговлю "обычную", характерную для экономических взаимоотношений Ганзы с ее соседями и торговыми партнерами). Распад этого мира-экономиик, появление новых действуюших лиц, формирование новых тенденций в развитии производства и торговли (спрос рождает предложение, и новые товары, массового характер - то же зерно, пенька, лен и т.п. теснят традиционные - те же меха и воск) неизбежно влекут за собой и политические конфликты. Стремление Вильно (и Кракова, поскольку король-то один что там, что здесь) компенсировать неудачу на южном, балканском направлении, привела сперва к поглощению Пруссии, а затем и к формированию устойчивой тенденции точно также "инкорпорировать" еще и Ливонию, получив, с одной стороны, новые экспортные магистрали, а с другой стороны - облегчив выход своимх с/х товаров на растущий европейский рынок. Слабая и раздробленная старая Ливония в этих условиях была обречена, и никто ей помочь не мог - разве что Москва.
Парадокс, скажете вы? А вот и нет, отвечу я, поскольку Москва меньше других была заинтересована в разрушении status quo в регионе, поскольку она, как я уже отмечал выше, не была включена в этот новый формирующийся мир-экономику - ей нечего ему предложить, да и если бы и было, нет соответствующей инфраструктуры, способной доставить то же зерно (в товарных количества, таких, что смогли бы сыграть весомую роль на европейском рынке) из глубинных регионов России к балтийским портам. И зачем Москве разрушать отлаженную веками систему? Реструктуризировать ее, добиться для себя преференциц - да, но разрушать? И именно в этом русле развивалась московская политика со времен Ивана III. Ливония для нее - Богом забытое место, медвежий угол. Все помыслы Москвы в другом месте - в треугольнике Москва-Вильно-Юахчисарай. А здесь - нет. Но у нас есть Новгород, который ведет полуавтономное существование, а еще и Псков в аналогичном статусе, и вот их перемены очень даже затрагивают. И я выскажу такое осторожное предположение, что именно интерес Новгорода и Пскова (а еще дома св. Софии) сыграл определяющую роль в ввязывании Москвы в раздел ливонского наследства. Не замечать мнения новгородских имужей в Москве не могли - острожно предположим, что там при дворе в 40-х гг. сложилась сильная и влиятельная новгородская "партия", одним из вождей которой был сам Макарий. Ну а что было дальше - это уже хорошо известно...
