crazy Продолжение истории про похождения князя Константина (Ярославича Оболенского?).
Литовская Метрика сохранила сочные подробности «подвигов» очередного медведя на воеводстве. Честно – такое ощущение, что Иван Лыко и сей Константин вступили в соревнование за переходящий вымпел главного мздоимца и лихоимца десятилетия (и, если честно, у меня складывается впечатление, что Константин «иройством» своим Ивана Лыко все же превзошел). Но опять же, обо всем по порядку…
Снова обратимся к тексту Метрики. В упоминавшемся прежде «рапорте» говорилось, что по первости Ржевскую волость грабил Иван, « а потом наехал князь Костенътин в си ж год на Николен день (обычная пересменка наместников, осеннее/зимняя, Николин день – 6 декабря ст.ст. – Thor) и, приехавши в тую треть в Будкиничи, как мужи собрались (не иначе как хлебом-солью и прочей вологою встречать нового наместника – Thor)». Вот тут-то князь Константин и показал по первости свою крутость («Что, не ждали? А вот он, пришел!»): «И он (князь – Thor), немъши королева наместника Онисима, въбил до смерти, а сына его Карпя, инемъши со слугою з Данилком, обесил, а Дмитра Федовича, а Оксенька Каспровича узъвесил, а на Сенька Ленътевича, а Онъдрейка Даниловича, а Ульянъка Семенъковича, а Кирка Абакуновича, тых посекли до смерти, а домы розграбили всих тых, ничого в домех не оставили».
Ликвидировав местных лутчих людей, которые, судя по всему, держали сторону литовского князя, Константин взялся за прочих туземных толстосумов. Некий Зенко был взят в «нятьство» и получил свободу, заплатив «окупу двадцать рублев, а полтретядцать коней възяли (целый табун – 35 голов! – Thor), дом весь розграбили и животину и жито, и пшеницу, и въси статъки што было статков, кроме окупу взяли о сто рублев»
Бедняга Зенко, освободившись, такой ценой, гол как сокол утек за литовский рубеж, надеясь тут укрыться от бурных перипетий истории. Да не тут то было – за него взялся теперь уже литовский наместник пан Богдан и сделал ему предложение, от которого Зенко не мог отказаться: «Пан Богдан з своими слугами опять всадли его в дом и приказал ему наместницъство от короля его милости. Как жо слуги пана Богдановы отъехали, и пан Богдан с Острея поехал, и Костенътин, наехавъши ночъю з людьми, и почал Зенка имати, и хотел его згубити, и он другими вороты утек в лес з жоною и з детьми, и он сына его старшого тут ухопил а двое челяди, и звел сына его на Мосъкву, и теперь сын его на Мосъкве седить, а челядь там жо в нятстве. А што ещо было остало в дому его а в сына его статков, то все побрал, одного жита в него и въ сына его на тисячу бочокъ възял».
Злосчастный Зенко после такого афронта утек обратно до Острия, до пана Богдана, « тепер в Остри живеть, а во Ржову не смеють ехать, бо хвалят ся его потерать». Князь же Константин, начисто истребив властную вертикаль литовскую в вверенной его управлению волости, еще и письмо написал пану Богдану, чтобы тот пан «Зенька выдалъ и инъших, котории втекли до Острея».
Таких же утеклецов, похоже, набралось немало, ибо князь Константин начал наводить новые порядки железной рукой, некоего «Онисимъка погубил и ных людей, а инъших многих поималъ был, також как и Зенька, и великим окуп на них брал…». Опустим дальше скорбный список тех, кто оказался в нятстве и был вынужден нехило так заплатить за свободу (свобода, как известно, лучше несвободы, и стоит того, что за нее платить – когда кровью героев, а когда – деньгами. Все куплю, как известно, сказало злато, все возьму – сказал булат. Пока что перевес явно на стороне булата), отметим лишь, что князь не брезговал ничем – «инъших многих имаючи, брал на ком рубль, на ком два, на ком копу - тых не исчести; а конем и скоту взял без числа, вельми много; а как тогды имал их, одных конем взялъ семъдесят; а што клетных статъков брал, кое платья, кое простицъ, тых домовых речей, тому и числа нет…».
Изведши литовскую columna quinta, князь Константин продолжил наводить новый порядок, но об этом в следующий раз…
Литовская Метрика сохранила сочные подробности «подвигов» очередного медведя на воеводстве. Честно – такое ощущение, что Иван Лыко и сей Константин вступили в соревнование за переходящий вымпел главного мздоимца и лихоимца десятилетия (и, если честно, у меня складывается впечатление, что Константин «иройством» своим Ивана Лыко все же превзошел). Но опять же, обо всем по порядку…
Снова обратимся к тексту Метрики. В упоминавшемся прежде «рапорте» говорилось, что по первости Ржевскую волость грабил Иван, « а потом наехал князь Костенътин в си ж год на Николен день (обычная пересменка наместников, осеннее/зимняя, Николин день – 6 декабря ст.ст. – Thor) и, приехавши в тую треть в Будкиничи, как мужи собрались (не иначе как хлебом-солью и прочей вологою встречать нового наместника – Thor)». Вот тут-то князь Константин и показал по первости свою крутость («Что, не ждали? А вот он, пришел!»): «И он (князь – Thor), немъши королева наместника Онисима, въбил до смерти, а сына его Карпя, инемъши со слугою з Данилком, обесил, а Дмитра Федовича, а Оксенька Каспровича узъвесил, а на Сенька Ленътевича, а Онъдрейка Даниловича, а Ульянъка Семенъковича, а Кирка Абакуновича, тых посекли до смерти, а домы розграбили всих тых, ничого в домех не оставили».
Ликвидировав местных лутчих людей, которые, судя по всему, держали сторону литовского князя, Константин взялся за прочих туземных толстосумов. Некий Зенко был взят в «нятьство» и получил свободу, заплатив «окупу двадцать рублев, а полтретядцать коней възяли (целый табун – 35 голов! – Thor), дом весь розграбили и животину и жито, и пшеницу, и въси статъки што было статков, кроме окупу взяли о сто рублев»
Бедняга Зенко, освободившись, такой ценой, гол как сокол утек за литовский рубеж, надеясь тут укрыться от бурных перипетий истории. Да не тут то было – за него взялся теперь уже литовский наместник пан Богдан и сделал ему предложение, от которого Зенко не мог отказаться: «Пан Богдан з своими слугами опять всадли его в дом и приказал ему наместницъство от короля его милости. Как жо слуги пана Богдановы отъехали, и пан Богдан с Острея поехал, и Костенътин, наехавъши ночъю з людьми, и почал Зенка имати, и хотел его згубити, и он другими вороты утек в лес з жоною и з детьми, и он сына его старшого тут ухопил а двое челяди, и звел сына его на Мосъкву, и теперь сын его на Мосъкве седить, а челядь там жо в нятстве. А што ещо было остало в дому его а в сына его статков, то все побрал, одного жита в него и въ сына его на тисячу бочокъ възял».
Злосчастный Зенко после такого афронта утек обратно до Острия, до пана Богдана, « тепер в Остри живеть, а во Ржову не смеють ехать, бо хвалят ся его потерать». Князь же Константин, начисто истребив властную вертикаль литовскую в вверенной его управлению волости, еще и письмо написал пану Богдану, чтобы тот пан «Зенька выдалъ и инъших, котории втекли до Острея».
Таких же утеклецов, похоже, набралось немало, ибо князь Константин начал наводить новые порядки железной рукой, некоего «Онисимъка погубил и ных людей, а инъших многих поималъ был, також как и Зенька, и великим окуп на них брал…». Опустим дальше скорбный список тех, кто оказался в нятстве и был вынужден нехило так заплатить за свободу (свобода, как известно, лучше несвободы, и стоит того, что за нее платить – когда кровью героев, а когда – деньгами. Все куплю, как известно, сказало злато, все возьму – сказал булат. Пока что перевес явно на стороне булата), отметим лишь, что князь не брезговал ничем – «инъших многих имаючи, брал на ком рубль, на ком два, на ком копу - тых не исчести; а конем и скоту взял без числа, вельми много; а как тогды имал их, одных конем взялъ семъдесят; а што клетных статъков брал, кое платья, кое простицъ, тых домовых речей, тому и числа нет…».
Изведши литовскую columna quinta, князь Константин продолжил наводить новый порядок, но об этом в следующий раз…