Я таки понял, что пролог несколько затянулся, поэтому завершаем эту историю...
Кстати, об осуждении. Безусловно, Иван Грозный ни в коем случае не ангел, и руки его (как, впрочем, любого правителя той эпохи) обагрены кровью (увы, и невинной в том числе). Но можно ли подходить к оценке его деяний с точки зрения нашего, гораздо более гуманного и цивилизованного времени? Прусский канцлер О. фон Бисмарк заметил как-то, что «великие дела вершатся не голосованием в рейхстаге, но железом и кровью». И если попытаться подвести общий итог правления Ивана Грозного, то может ли оно быть записано в «минус» или же «плюсы» будут преобладать? Упомянутую выше войну за ордынское наследство Иван Грозный сумел, ценой колоссальных усилий и жертв, выиграть. Крымский хан Девлет-Гирей, которого турецкий султан Сулейман I сделал «смотрящим» за делами в Восточной Европе, не справился со своей ролью и уж тем более не смог сделать то, что ему завещали Менгли-Гирей I, Мухаммед-Гирей I и Сахиб-Гирей I. Поражение летом 1572 г. в многодневном сражении под подмосковным селом Молоди поставило крест на попытках Крыма стать империей. Москва же не только сохранила с своих руках Казань и Астрахань, но и начала покорение Сибири и Ногайской Орды (которые были завершены после Ивана), освоение Дикого поля и проникновение на Северный Кавказ.
Выиграна Иваном была и Ливонская война 1558-1561 гг., в ходе которой был разгромлен Ливонский орден и рухнула Ливонская конфедерация, а в руки Москвы на без малого четверть века перешли Нарва и Дерпт-Юрьев с прилегающими территориями (кстати, стоит обратить внимание, что Иван до последнего момента категорически отказывался от полного подчинения Ливонии и установления там прямого управления из Москвы – он ограничился только Нарвой и Дерптом, а на остальных взятых саблей ливонских землях пытался создать вассальное государством то во главе с бывшим ливонским магистром В. фон Фюрстенбергом, то датским принцем Магнусом). Победу одержал Иван и в очередной русско-литовской, которую по праву можно назвать Полоцкой, войне 1561-1572 гг. И в вялотекущей войне со шведами, начавшейся де-факто в 1570 г. с попытки царского «голдовника»-вассала Магнуса овладеть Ревелем, вплоть до конца 70-х гг. перевес также был на его, Ивана, стороне. Лишь Баториеву, Московскую войну 1578-1582 гг., Иван проиграл, отдав по ее итогам свой главный приз в войне за Ливонское наследство (частью которой и были упомянутые выше войны Ливонская, Полоцкая и со шведами) – Полоцк и Дерпт (а смирившись на время с утратой Нарвы, которую под шумок отхватили шведы).
Внутри государства Иваном также были проведены серьезные преобразования, и на что необходимо обратить внимание, так это на то, что созданные Иваном механизмы управления оказались достаточно эффективными для того, чтобы на протяжении большей части его правления поддерживать достаточный уровень напряжения, необходимый для успешного ведения войны по меньшей мере на два фронта. Собственно говоря, это и подтверждает косвенно наш тезис о том, что то самое «земско-служилое государство» было в целом оформлено именно при Иване IV. Была переформатирована «вертикаль» власти, в которой центральной место заняли приказы, которые де-факто возглавляли дьяки, высокопрофессиональные управленцы, худородные или вообще, что называется, «из народа» (что вызывало лютую ненависть у знати и ее клиентов – даром, что ли Курбский обвинял Ивана в том, что мол, государь окружил себя «писарями», «им же князь великий зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородна (страшный грех, по мнению князя – Thor), но паче от поповичев, или от простого всенародства». Курбскому вторит и его конфидент Тимофей Тетерин, беглый стрелецкий голова, сам, кстати, происходивший из «писарского» рода: «Есть у великого князя новые верники: дьяки, которые его половиною кормят, а другую половину собе емлют, у которых дьяков отцы вашим отцам в холопъстве не пригожалися, а ныне не токмо землею владеют, но и головами вашими торгуют»). Изменилось и войско, в котором существенную часть составили стрельцы – по существу, прообраз регулярного войска, и артиллерия. Да и самая конная милиция, составленная из детей боярских и их послужильцев, вплоть до конца 70-х гг. демонстрировала достаточно высокий уровень боеспособности (упавший лишь потому, что экономическая основа службы детей боярских, поместья, пришли в упадок). Достаточно устойчивы, судя по всему, оказались и финансы Ивана Грозного – во всяком случае, он обошелся без серьезных внешних займов и о своем банкротстве, подобному испанскому королю Филиппу II, владельцу серебряных и золотых рудников Америки, не объявлял.
Что можно поставить в вину Ивану – так это опричнину, загадочном явлении, о характере и задачах которой споры идут по сей день. Однако осмелимся поддержать мнение некоторых историков, что опричнина представляла собой комплекс чрезвычайных мер, нацеленных прежде всего на то, чтобы мобилизовать усилия страны на ведение войны на двух, крымском и литовском (не говоря уже о шведском) фронтах. Были ли она распущена потому, что выполнила свою задачу или же Ивану стала очевидна пагубность действий опричников – вопрос, на который пока нет ответа и вряд ли он появится в обозримом будущем (ибо тема опричнины чрезвычайно политизирована и идеологизирована, и ждать здесь непредвзятого подхода к ее изучению сложно). Разорение страны также можно поставить в вину Ивану, но не стоит все-таки забывать о том, что время правления Грозного – период острого экономического кризиса в стране, обусловленного объективными причинами, в том числе и природными (неурожаи, голод и эпидемии – постоянные «гости» в Русской земли в это время, начиная с 50-х гг. XVI в.). Кстати, французский историк Ф. Бродель писал, что «между 1540 и 1560 гг. (даты приблизительные) Европа была потрясена более или менее ясно выраженным кризисом, которые делит XVI век надвое: Франция Генриха II – это уже не залитая солнцем Франция Франциска I; елизаветинская Англия – это уже не Англия Генриха VIII…». Вот и вопрос – был ли русский экономический кризис «сам по себе мальчик» (во многом обусловивший и ссугубивший кризисы социальный и политический), вызван ли он злой волей ненасытного царя-тирана, или же он был частью общеевропейского кризиса?
И даже с «тиранией» есть вопросы. Отрицать массовый характер казней при Иване было бы по меньшей мере глупо – действительно, в сравнении с дедом и отцом внук по части кровопролития переплюнул их в разы. Один новгородский погром (размеры которого безбожно были, впрочем, преувеличены) чего стоит. Но, в то же время, к примеру, царь-тиран тщательно разбирает местнические тяжбы и вместо того, чтобы укоротить непокорствующих бояр на голову, «разводит» их с тем, чтобы не было порухи боярской чести. Как это совместить с «тиранством», непонятно. А вот что пишет историк В.В. Бовыкин, занимающийся изучением земства в эпоху Ивана Грозного. Он отмечал, что «основные сферы деятельности органов местного самоуправления – губное дело, сбор тягла, отправление местного правосудия не менялись в течение всей второй половины XVI в. (выделено нами – Thor). К этому добавлялись другие правительственные поручения, связанные, например, с отводами земли и поддержанием правопорядка. Что свидетельствует как о доверни центральной власти к местному самоуправлению, так и о незаменимости этого института в решении широкого круга вопросов внутренней политики. Соучастие населения, как и прежде, играло ключевую роль в местном самоуправлении…».
Коллега В.В. Бовыкина, В.А. Аракчеев, также изучающий проблемы земского самоуправления во 2-й половине XVI в., также отмечал, что отмечал, что, несмотря на репрессии, обрушившиеся на Новгород, «земские органы самоуправления в Новгороде и, особенно, в Пскове продолжали функционировать в 1570-х гг.», подчеркнув, что «в источниках нет прямых указаний на искоренение опричниками в ходе реформ земских учреждение. Взаимоотношения опричных властей с земскими мирами на своей территории строились прежде всего на принципах фискального террора (а как иначе то, когда страна воюет даже не два, а порой на три фронта – против Литвы, против крымцев да еще и вынуждена расходовать силы и средства на замирение «подрайской» казанской землицы. А еще шведы есть, ногаи и татары сибирские, с которыми тоже была «рать бесперестани» – Thor), когда волостям и посадам во главе с земскими старостами адресовались нарастающие требования выплаты налогов. Однако, во-первых, …репрессивные формы фиска активно применялись и в земской части государства, и, во-вторых, … опричнина не была абсолютной антитезой «земле»… В условиях социально-политической конъюнктуры 1560 – 1570-х гг. власть могла опираться на «землю»…».
Общий вывод В.А. Аракчеева: «Земская реформа в свете новых источников никак не выглядит антитезой монархическому государству и его институтам. Сохранившиеся до нашего времени комплексы актов земского документооборота свидетельствуют прежде всего о проникновении государственного аппарата в толщу земских миров, чьи усилия были бюрократизированы и поставлены под контроль и учет (но не отменены – Thor)…». Вот так как, и не иначе!
Согласитесь, что все приведенные выше факты по меньшей мере заставляют задуматься над тем, что все не так однозначно в эпохе Ивана Грозного, как нам до сего времени представляли. Но почему получилось так, а не иначе, почему столь живуча оказалась примитивная, искусственная и глубоко идеологизированная схема (по словам А.И. Филюшкина) «двух Иванов», сочиненная князем Курбским и «легитимизированная» Карамзиным? Ответ на этот вопрос дает фраза, произнесенная отечественным историком В.С. Корчминой (сказанная, правда, по другому поводу, но прекрасно подходящая к нашему случаю): «Обобщения в данном случае предшествовали накоплению эмпирического материала (действительно, ведь если брать карамзинскую схему, то обобщение явно опережало не только осмысление накопленного эмпирического материала, ибо основной массив источников еще только предстояло ввести в научный оборот – Thor). Между тем сформулированные тогда концепции порой продолжают восприниматься не как первое приближение к истине, а как нечто доказанное (выделено нами – В.П. Именно так – не первое приближение к истине, а как нечто доказанное!). В результате изучение этой темы в последние десятилетия фактически остановилось (действительно, так или иначе, но изучение эпохи Ивана Грозного так или иначе, но вращается вокруг схемы «двух Иванов», воспроизводимой в разных вариациях – Thor), хотя в существующих работах по сути лишь поставлен круг тех вопросов, на которые ученым ещё предстоит дать ответ…». И вина нас, историков-профессионалов, в том, что мы, увы, продолжаем обходить эти неудобные вопросы – лишь в последнее время наметилась тенденция к пересмотру отдельных положений «карамзинской» схемы (но, подчеркнем, лишь отдельных, но не всей ее как единого целого – Thor). Новая и при этом целостная историческая интерпретация, позволяющая взглянуть на эпоху Ивана Грозного с разных сторон, выполненная профессиональными историками, похоже, появится еще не скоро. Слишком велика и прочна стена, возведенная прежде на пути более или менее объективной оценки деяний Ивана IV...
Кстати, об осуждении. Безусловно, Иван Грозный ни в коем случае не ангел, и руки его (как, впрочем, любого правителя той эпохи) обагрены кровью (увы, и невинной в том числе). Но можно ли подходить к оценке его деяний с точки зрения нашего, гораздо более гуманного и цивилизованного времени? Прусский канцлер О. фон Бисмарк заметил как-то, что «великие дела вершатся не голосованием в рейхстаге, но железом и кровью». И если попытаться подвести общий итог правления Ивана Грозного, то может ли оно быть записано в «минус» или же «плюсы» будут преобладать? Упомянутую выше войну за ордынское наследство Иван Грозный сумел, ценой колоссальных усилий и жертв, выиграть. Крымский хан Девлет-Гирей, которого турецкий султан Сулейман I сделал «смотрящим» за делами в Восточной Европе, не справился со своей ролью и уж тем более не смог сделать то, что ему завещали Менгли-Гирей I, Мухаммед-Гирей I и Сахиб-Гирей I. Поражение летом 1572 г. в многодневном сражении под подмосковным селом Молоди поставило крест на попытках Крыма стать империей. Москва же не только сохранила с своих руках Казань и Астрахань, но и начала покорение Сибири и Ногайской Орды (которые были завершены после Ивана), освоение Дикого поля и проникновение на Северный Кавказ.
Выиграна Иваном была и Ливонская война 1558-1561 гг., в ходе которой был разгромлен Ливонский орден и рухнула Ливонская конфедерация, а в руки Москвы на без малого четверть века перешли Нарва и Дерпт-Юрьев с прилегающими территориями (кстати, стоит обратить внимание, что Иван до последнего момента категорически отказывался от полного подчинения Ливонии и установления там прямого управления из Москвы – он ограничился только Нарвой и Дерптом, а на остальных взятых саблей ливонских землях пытался создать вассальное государством то во главе с бывшим ливонским магистром В. фон Фюрстенбергом, то датским принцем Магнусом). Победу одержал Иван и в очередной русско-литовской, которую по праву можно назвать Полоцкой, войне 1561-1572 гг. И в вялотекущей войне со шведами, начавшейся де-факто в 1570 г. с попытки царского «голдовника»-вассала Магнуса овладеть Ревелем, вплоть до конца 70-х гг. перевес также был на его, Ивана, стороне. Лишь Баториеву, Московскую войну 1578-1582 гг., Иван проиграл, отдав по ее итогам свой главный приз в войне за Ливонское наследство (частью которой и были упомянутые выше войны Ливонская, Полоцкая и со шведами) – Полоцк и Дерпт (а смирившись на время с утратой Нарвы, которую под шумок отхватили шведы).
Внутри государства Иваном также были проведены серьезные преобразования, и на что необходимо обратить внимание, так это на то, что созданные Иваном механизмы управления оказались достаточно эффективными для того, чтобы на протяжении большей части его правления поддерживать достаточный уровень напряжения, необходимый для успешного ведения войны по меньшей мере на два фронта. Собственно говоря, это и подтверждает косвенно наш тезис о том, что то самое «земско-служилое государство» было в целом оформлено именно при Иване IV. Была переформатирована «вертикаль» власти, в которой центральной место заняли приказы, которые де-факто возглавляли дьяки, высокопрофессиональные управленцы, худородные или вообще, что называется, «из народа» (что вызывало лютую ненависть у знати и ее клиентов – даром, что ли Курбский обвинял Ивана в том, что мол, государь окружил себя «писарями», «им же князь великий зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородна (страшный грех, по мнению князя – Thor), но паче от поповичев, или от простого всенародства». Курбскому вторит и его конфидент Тимофей Тетерин, беглый стрелецкий голова, сам, кстати, происходивший из «писарского» рода: «Есть у великого князя новые верники: дьяки, которые его половиною кормят, а другую половину собе емлют, у которых дьяков отцы вашим отцам в холопъстве не пригожалися, а ныне не токмо землею владеют, но и головами вашими торгуют»). Изменилось и войско, в котором существенную часть составили стрельцы – по существу, прообраз регулярного войска, и артиллерия. Да и самая конная милиция, составленная из детей боярских и их послужильцев, вплоть до конца 70-х гг. демонстрировала достаточно высокий уровень боеспособности (упавший лишь потому, что экономическая основа службы детей боярских, поместья, пришли в упадок). Достаточно устойчивы, судя по всему, оказались и финансы Ивана Грозного – во всяком случае, он обошелся без серьезных внешних займов и о своем банкротстве, подобному испанскому королю Филиппу II, владельцу серебряных и золотых рудников Америки, не объявлял.
Что можно поставить в вину Ивану – так это опричнину, загадочном явлении, о характере и задачах которой споры идут по сей день. Однако осмелимся поддержать мнение некоторых историков, что опричнина представляла собой комплекс чрезвычайных мер, нацеленных прежде всего на то, чтобы мобилизовать усилия страны на ведение войны на двух, крымском и литовском (не говоря уже о шведском) фронтах. Были ли она распущена потому, что выполнила свою задачу или же Ивану стала очевидна пагубность действий опричников – вопрос, на который пока нет ответа и вряд ли он появится в обозримом будущем (ибо тема опричнины чрезвычайно политизирована и идеологизирована, и ждать здесь непредвзятого подхода к ее изучению сложно). Разорение страны также можно поставить в вину Ивану, но не стоит все-таки забывать о том, что время правления Грозного – период острого экономического кризиса в стране, обусловленного объективными причинами, в том числе и природными (неурожаи, голод и эпидемии – постоянные «гости» в Русской земли в это время, начиная с 50-х гг. XVI в.). Кстати, французский историк Ф. Бродель писал, что «между 1540 и 1560 гг. (даты приблизительные) Европа была потрясена более или менее ясно выраженным кризисом, которые делит XVI век надвое: Франция Генриха II – это уже не залитая солнцем Франция Франциска I; елизаветинская Англия – это уже не Англия Генриха VIII…». Вот и вопрос – был ли русский экономический кризис «сам по себе мальчик» (во многом обусловивший и ссугубивший кризисы социальный и политический), вызван ли он злой волей ненасытного царя-тирана, или же он был частью общеевропейского кризиса?
И даже с «тиранией» есть вопросы. Отрицать массовый характер казней при Иване было бы по меньшей мере глупо – действительно, в сравнении с дедом и отцом внук по части кровопролития переплюнул их в разы. Один новгородский погром (размеры которого безбожно были, впрочем, преувеличены) чего стоит. Но, в то же время, к примеру, царь-тиран тщательно разбирает местнические тяжбы и вместо того, чтобы укоротить непокорствующих бояр на голову, «разводит» их с тем, чтобы не было порухи боярской чести. Как это совместить с «тиранством», непонятно. А вот что пишет историк В.В. Бовыкин, занимающийся изучением земства в эпоху Ивана Грозного. Он отмечал, что «основные сферы деятельности органов местного самоуправления – губное дело, сбор тягла, отправление местного правосудия не менялись в течение всей второй половины XVI в. (выделено нами – Thor). К этому добавлялись другие правительственные поручения, связанные, например, с отводами земли и поддержанием правопорядка. Что свидетельствует как о доверни центральной власти к местному самоуправлению, так и о незаменимости этого института в решении широкого круга вопросов внутренней политики. Соучастие населения, как и прежде, играло ключевую роль в местном самоуправлении…».
Коллега В.В. Бовыкина, В.А. Аракчеев, также изучающий проблемы земского самоуправления во 2-й половине XVI в., также отмечал, что отмечал, что, несмотря на репрессии, обрушившиеся на Новгород, «земские органы самоуправления в Новгороде и, особенно, в Пскове продолжали функционировать в 1570-х гг.», подчеркнув, что «в источниках нет прямых указаний на искоренение опричниками в ходе реформ земских учреждение. Взаимоотношения опричных властей с земскими мирами на своей территории строились прежде всего на принципах фискального террора (а как иначе то, когда страна воюет даже не два, а порой на три фронта – против Литвы, против крымцев да еще и вынуждена расходовать силы и средства на замирение «подрайской» казанской землицы. А еще шведы есть, ногаи и татары сибирские, с которыми тоже была «рать бесперестани» – Thor), когда волостям и посадам во главе с земскими старостами адресовались нарастающие требования выплаты налогов. Однако, во-первых, …репрессивные формы фиска активно применялись и в земской части государства, и, во-вторых, … опричнина не была абсолютной антитезой «земле»… В условиях социально-политической конъюнктуры 1560 – 1570-х гг. власть могла опираться на «землю»…».
Общий вывод В.А. Аракчеева: «Земская реформа в свете новых источников никак не выглядит антитезой монархическому государству и его институтам. Сохранившиеся до нашего времени комплексы актов земского документооборота свидетельствуют прежде всего о проникновении государственного аппарата в толщу земских миров, чьи усилия были бюрократизированы и поставлены под контроль и учет (но не отменены – Thor)…». Вот так как, и не иначе!
Согласитесь, что все приведенные выше факты по меньшей мере заставляют задуматься над тем, что все не так однозначно в эпохе Ивана Грозного, как нам до сего времени представляли. Но почему получилось так, а не иначе, почему столь живуча оказалась примитивная, искусственная и глубоко идеологизированная схема (по словам А.И. Филюшкина) «двух Иванов», сочиненная князем Курбским и «легитимизированная» Карамзиным? Ответ на этот вопрос дает фраза, произнесенная отечественным историком В.С. Корчминой (сказанная, правда, по другому поводу, но прекрасно подходящая к нашему случаю): «Обобщения в данном случае предшествовали накоплению эмпирического материала (действительно, ведь если брать карамзинскую схему, то обобщение явно опережало не только осмысление накопленного эмпирического материала, ибо основной массив источников еще только предстояло ввести в научный оборот – Thor). Между тем сформулированные тогда концепции порой продолжают восприниматься не как первое приближение к истине, а как нечто доказанное (выделено нами – В.П. Именно так – не первое приближение к истине, а как нечто доказанное!). В результате изучение этой темы в последние десятилетия фактически остановилось (действительно, так или иначе, но изучение эпохи Ивана Грозного так или иначе, но вращается вокруг схемы «двух Иванов», воспроизводимой в разных вариациях – Thor), хотя в существующих работах по сути лишь поставлен круг тех вопросов, на которые ученым ещё предстоит дать ответ…». И вина нас, историков-профессионалов, в том, что мы, увы, продолжаем обходить эти неудобные вопросы – лишь в последнее время наметилась тенденция к пересмотру отдельных положений «карамзинской» схемы (но, подчеркнем, лишь отдельных, но не всей ее как единого целого – Thor). Новая и при этом целостная историческая интерпретация, позволяющая взглянуть на эпоху Ивана Грозного с разных сторон, выполненная профессиональными историками, похоже, появится еще не скоро. Слишком велика и прочна стена, возведенная прежде на пути более или менее объективной оценки деяний Ивана IV...