та самая "ориентализация", или начало разговора о технической (самое слабое и самое спорное место) стороне вопроса...
Однако, каким бы ни было многочисленным войско, без хорошего оружия и надлежащей организации это не более чем толпа. И тут вспоминается любопытная параллель, которую провел русский философ Н.Я. Данилевский. «Невежественный, чисто земледельческий Рим, вступив в борьбу с торговым, промышленным и несравненно его просвещеннейшим Карфагеном, – писал он, – мог, с единственной помощью патриотизма и преданности общему благу, с самого начала победоносно сразиться с ним даже на море, составлявшим до того времени совершенно чуждый Риму элемент…». Однако с тех времен, продолжал Данилевский, условия ведения войны радикально переменились, и «уже в начале XVII века и даже ранее никакая преданность отечеству, никакой патриотизм не могли уже заменить собой тех технических усовершенствований, которые сделали из кораблестроения, мореплавания, артиллерии, фортификации и т.д. настоящие науки (выделено нами – Thor), и притом весьма сложные». Следовательно, завершал свою мысль философ, «потребности государственной обороны, сделавшись столь сложными, по необходимости требовали для своей успешности особого класса людей, всецело преданных военным целям; содержание же этого многочисленного класса требовало стольких издержек, что, без усиленного развития промышленности, у государства не хватило бы средств для его содержания».
В Москве XVI в. Данилевского, конечно, не читали, и вряд ли выразились бы так же мудрено и витиевато, но вот что касается хода мыслей – тут можно с уверенностью сказать, что в русской столице прекрасно понимали, что, переиначивая известное выражение, «добрым словом и пищалью можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом». Потому-то московские великие князья внимательно следили за последними новинками военного дела и на Западе, и на Востоке, стараясь не отстать от стремительно меняющейся военной моды. А она в описываемый период изменялась быстро, если не сказать более того, и малейшее промедление или попытка почивать на лаврах грозило серьезными неприятностями – что, собственно мы видим на примере Московской войны 1578-1583 гг.
Следствием этого стали два процесса, которые в конечном итоге определили общий вектор развития русского военного дела в конце XV – нач. XVII вв. и привели к созданию классической московской военной машины. Речь идет об, с одной стороны, «ориентализации» московских ратей (которая выразилась в приобретении ими не только характерного восточного внешнего облика, но и заимствовании не менее характерных тактических приемов и элементов стратегии), а с другой стороны – во включении Русского государства в процессы, связанные с т.н. «военной» (при всей спорности этого термина мы полагаем возможным использовать его) или «пороховой» революцией.
«Ориентализация» московского войска – процесс хотя и давно замеченный, однако до сих пор недостаточно изученный (ясен только его итог, но и сам ход, и начало, и факторы, запустившие его и направлявшие его развитие – все это во многом остается terra incognita). Оставим пока в стороне эволюцию тактики и стратегии и остановимся подробнее (насколько это возможно), на изменении комплекса вооружения московского «воинника». В принципе не вызывает сомнения тот факт, что до самого конца XIV в. ядро русских «полков» составляли относительно немногочисленные тяжеловооруженные конные воины («кованая рать»), комплекс наступательного и оборонительного вооружения которых, равно как и тактика, были «заточены» под ближний, «съемный» (видимо, от слова «суим» или «суем» – схватка ) бой древковым (прежде всего всадническое копье. Правда, остается вопрос – как его использовали, подобно тому, как это делали на Западе или же «фехтовали» им? Или же на Руси тогда использовали и тот, и другой способы?. Конных лучников было немного, да и качество их, судя по всему, уступало татарским – во всяком случае, в известной повести об осаде Тохтамышем Москвы в 1382 г. неизвестный русский книжник писал, что «бяху бо у них (татар – Thor) стрелцы горазды вельми. Ови от них стояще стреляху, а друзии скоро рищуще изучены суще, инии на коне борзо гоняще на обе руце, и пакы и напред и назад скорополучно без прогрехы стреляху…».
До поры до времени, пока главным врагом русских были сами же русские (неважно, происходили ли они с Новгородчины, из Литвы или откуда еще), это не было критичным, поскольку последнее слово всегда оставалось за ордынским «царем» и его «полками». Однако с ускорением процесса дезинтеграции Золотой Орды, начало которому положила «Великая замятня» прежняя относительная стабильность ушла в прошлое. Ханская власть становилась все более и более эфемерной и уже не могла поддерживать даже худой мир внутри Джучиева улуса (частью которого являлась Русская земля), который, как известно, лучше доброй ссоры. И если прежде вторжения татар в русские земли носили, если так можно выразиться, «организованный» характер и осуществлялись с санкции верховной власти для наказания неверных русских князей – улусников великого хана, то теперь все переменилось. Татарские «царевичи», «князья», огланы, мурзы и просто удалые «казаки», гонимые кто страстью к «хищничеству» и желанием разбогатеть на захвате и продаже полона, кто – стремлением прославиться, а кто просто гонимый нуждой, начинают регулярно совершать набеги на пограничные (и не только) русские княжества, и частота этих набегов все время возрастает. «Малая» война на русско-татарском пограничье становится постепенно обыденностью. И в такого рода войне прежняя организация войска северо-восточных княжеств, в особенности тех, которые напрямую граничили со Степью, перестала отвечать требованиям времени. Русская конница должна была стать более многочисленной, легкой, и, как следствие, скорой на подъем, маневренной и быстрой, и научиться биться не только «мечным сечением» и «копейным» боем, но и «лучным», причем последним даже в большей степени, чем первыми двумя. Ведь не каждый раз повезет так, как лютой зимой 1443/1444 г., когда на р. Листани был разбит и убит татарский «царевич» Мустафа, перед этим «много зла Рязани» учинивши, «повоева власти и села Рязанскиа». «Татари же отнюдь охудеша и померзоша, – писал русский летописец в повести о гибели Мустафы, – и безконни быша, и от великаго мраза и студени великиа и ветра и вихра луки их и стрелы ни во чтоже быша».
Процесс этот, запущенный, надо полагать, в 60-х – 70-х гг. XIV в., дал свои первые плоды спустя примерно два поколения, в годы великой московской усобицы 1425-1452 гг. Именно тогда пешее «земское» ополчение отходит на второй план. Роль первой скрипки в войне окончательно переходит к легкой (по преимуществу) коннице, состоящей из профессиональных воинов-владельцев вотчин, больших и малых, выступавших на войну во главе небольшого отряда боевых слуг и предпочитающих дистанционный «лучный бой» всем остальным, а «малую» войну – большим сражениям. «Тогда возможно было совершить, казалось бы, невероятно – «выкрасть» из ордынского полона великого князя или с отрядом в 90-100 человек захватить столицу великого княжества…» – писал А.А. Зимин. И как тут не вспомнить любопытную летописную заметку под 6944 (1435/1436) годом. Неизвестный летописец писал, что московский великий князь Василий II, снаряжая рать против своего врага князя Василия Косого, включил в свое войско приехавшему к нему на службу князя Ивана Бабу Друцкого, и «тои изряди свои полк с копьи по Литовскы. Такоже и вси прочии полци князя великаго изрядишася по своему обычаю въскоре (выделено нами – Thor)…». Получается, что для летописца ратный «обычай» литвинов Друцкого и московских воинов Василия и его братьи – совсем не одно и тоже! Что это значило – можно судить по итогам двух примечательных сражений – первое произошло на окраине Старой Руссы зимой 1456 г., а второе пятнадцатью годами позже на р. Шелони. И в том, и в другом случае в битве сошлись московские (усиленные отрядами служилых татар) и новгородские полки, исповедовавшие разный ратный «обычай». Под Руссой воеводы Василия II, спешив часть своих детей боярских, расстреляли тяжелую новгородскую конницу, попытавшуюся было атаковать неприятеля «по-литовски», с копьями наперевес, а потом добили лишившуюся коней, смешавшуюся и пришедшую в полное замешательство «силу новгородскую», «ударишася на новгородчев и съзади и съ стороне» свежими силами, предусмотрительно оставленными в резерве. На Шелони же новгородцы, ничего не забывшие и ничему не научившиеся, попробовали снова ударить «в коней» московским полкам «в лицо» и снова были разгромлены наголову. Азенкур по русски, как заметил камрад
antov_d...
To be continued...
Московиты от О. Федорова (хотя, как по мне, бердыш у пехотинца явно лишний)
Однако, каким бы ни было многочисленным войско, без хорошего оружия и надлежащей организации это не более чем толпа. И тут вспоминается любопытная параллель, которую провел русский философ Н.Я. Данилевский. «Невежественный, чисто земледельческий Рим, вступив в борьбу с торговым, промышленным и несравненно его просвещеннейшим Карфагеном, – писал он, – мог, с единственной помощью патриотизма и преданности общему благу, с самого начала победоносно сразиться с ним даже на море, составлявшим до того времени совершенно чуждый Риму элемент…». Однако с тех времен, продолжал Данилевский, условия ведения войны радикально переменились, и «уже в начале XVII века и даже ранее никакая преданность отечеству, никакой патриотизм не могли уже заменить собой тех технических усовершенствований, которые сделали из кораблестроения, мореплавания, артиллерии, фортификации и т.д. настоящие науки (выделено нами – Thor), и притом весьма сложные». Следовательно, завершал свою мысль философ, «потребности государственной обороны, сделавшись столь сложными, по необходимости требовали для своей успешности особого класса людей, всецело преданных военным целям; содержание же этого многочисленного класса требовало стольких издержек, что, без усиленного развития промышленности, у государства не хватило бы средств для его содержания».
В Москве XVI в. Данилевского, конечно, не читали, и вряд ли выразились бы так же мудрено и витиевато, но вот что касается хода мыслей – тут можно с уверенностью сказать, что в русской столице прекрасно понимали, что, переиначивая известное выражение, «добрым словом и пищалью можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом». Потому-то московские великие князья внимательно следили за последними новинками военного дела и на Западе, и на Востоке, стараясь не отстать от стремительно меняющейся военной моды. А она в описываемый период изменялась быстро, если не сказать более того, и малейшее промедление или попытка почивать на лаврах грозило серьезными неприятностями – что, собственно мы видим на примере Московской войны 1578-1583 гг.
Следствием этого стали два процесса, которые в конечном итоге определили общий вектор развития русского военного дела в конце XV – нач. XVII вв. и привели к созданию классической московской военной машины. Речь идет об, с одной стороны, «ориентализации» московских ратей (которая выразилась в приобретении ими не только характерного восточного внешнего облика, но и заимствовании не менее характерных тактических приемов и элементов стратегии), а с другой стороны – во включении Русского государства в процессы, связанные с т.н. «военной» (при всей спорности этого термина мы полагаем возможным использовать его) или «пороховой» революцией.
«Ориентализация» московского войска – процесс хотя и давно замеченный, однако до сих пор недостаточно изученный (ясен только его итог, но и сам ход, и начало, и факторы, запустившие его и направлявшие его развитие – все это во многом остается terra incognita). Оставим пока в стороне эволюцию тактики и стратегии и остановимся подробнее (насколько это возможно), на изменении комплекса вооружения московского «воинника». В принципе не вызывает сомнения тот факт, что до самого конца XIV в. ядро русских «полков» составляли относительно немногочисленные тяжеловооруженные конные воины («кованая рать»), комплекс наступательного и оборонительного вооружения которых, равно как и тактика, были «заточены» под ближний, «съемный» (видимо, от слова «суим» или «суем» – схватка ) бой древковым (прежде всего всадническое копье. Правда, остается вопрос – как его использовали, подобно тому, как это делали на Западе или же «фехтовали» им? Или же на Руси тогда использовали и тот, и другой способы?. Конных лучников было немного, да и качество их, судя по всему, уступало татарским – во всяком случае, в известной повести об осаде Тохтамышем Москвы в 1382 г. неизвестный русский книжник писал, что «бяху бо у них (татар – Thor) стрелцы горазды вельми. Ови от них стояще стреляху, а друзии скоро рищуще изучены суще, инии на коне борзо гоняще на обе руце, и пакы и напред и назад скорополучно без прогрехы стреляху…».
До поры до времени, пока главным врагом русских были сами же русские (неважно, происходили ли они с Новгородчины, из Литвы или откуда еще), это не было критичным, поскольку последнее слово всегда оставалось за ордынским «царем» и его «полками». Однако с ускорением процесса дезинтеграции Золотой Орды, начало которому положила «Великая замятня» прежняя относительная стабильность ушла в прошлое. Ханская власть становилась все более и более эфемерной и уже не могла поддерживать даже худой мир внутри Джучиева улуса (частью которого являлась Русская земля), который, как известно, лучше доброй ссоры. И если прежде вторжения татар в русские земли носили, если так можно выразиться, «организованный» характер и осуществлялись с санкции верховной власти для наказания неверных русских князей – улусников великого хана, то теперь все переменилось. Татарские «царевичи», «князья», огланы, мурзы и просто удалые «казаки», гонимые кто страстью к «хищничеству» и желанием разбогатеть на захвате и продаже полона, кто – стремлением прославиться, а кто просто гонимый нуждой, начинают регулярно совершать набеги на пограничные (и не только) русские княжества, и частота этих набегов все время возрастает. «Малая» война на русско-татарском пограничье становится постепенно обыденностью. И в такого рода войне прежняя организация войска северо-восточных княжеств, в особенности тех, которые напрямую граничили со Степью, перестала отвечать требованиям времени. Русская конница должна была стать более многочисленной, легкой, и, как следствие, скорой на подъем, маневренной и быстрой, и научиться биться не только «мечным сечением» и «копейным» боем, но и «лучным», причем последним даже в большей степени, чем первыми двумя. Ведь не каждый раз повезет так, как лютой зимой 1443/1444 г., когда на р. Листани был разбит и убит татарский «царевич» Мустафа, перед этим «много зла Рязани» учинивши, «повоева власти и села Рязанскиа». «Татари же отнюдь охудеша и померзоша, – писал русский летописец в повести о гибели Мустафы, – и безконни быша, и от великаго мраза и студени великиа и ветра и вихра луки их и стрелы ни во чтоже быша».
Процесс этот, запущенный, надо полагать, в 60-х – 70-х гг. XIV в., дал свои первые плоды спустя примерно два поколения, в годы великой московской усобицы 1425-1452 гг. Именно тогда пешее «земское» ополчение отходит на второй план. Роль первой скрипки в войне окончательно переходит к легкой (по преимуществу) коннице, состоящей из профессиональных воинов-владельцев вотчин, больших и малых, выступавших на войну во главе небольшого отряда боевых слуг и предпочитающих дистанционный «лучный бой» всем остальным, а «малую» войну – большим сражениям. «Тогда возможно было совершить, казалось бы, невероятно – «выкрасть» из ордынского полона великого князя или с отрядом в 90-100 человек захватить столицу великого княжества…» – писал А.А. Зимин. И как тут не вспомнить любопытную летописную заметку под 6944 (1435/1436) годом. Неизвестный летописец писал, что московский великий князь Василий II, снаряжая рать против своего врага князя Василия Косого, включил в свое войско приехавшему к нему на службу князя Ивана Бабу Друцкого, и «тои изряди свои полк с копьи по Литовскы. Такоже и вси прочии полци князя великаго изрядишася по своему обычаю въскоре (выделено нами – Thor)…». Получается, что для летописца ратный «обычай» литвинов Друцкого и московских воинов Василия и его братьи – совсем не одно и тоже! Что это значило – можно судить по итогам двух примечательных сражений – первое произошло на окраине Старой Руссы зимой 1456 г., а второе пятнадцатью годами позже на р. Шелони. И в том, и в другом случае в битве сошлись московские (усиленные отрядами служилых татар) и новгородские полки, исповедовавшие разный ратный «обычай». Под Руссой воеводы Василия II, спешив часть своих детей боярских, расстреляли тяжелую новгородскую конницу, попытавшуюся было атаковать неприятеля «по-литовски», с копьями наперевес, а потом добили лишившуюся коней, смешавшуюся и пришедшую в полное замешательство «силу новгородскую», «ударишася на новгородчев и съзади и съ стороне» свежими силами, предусмотрительно оставленными в резерве. На Шелони же новгородцы, ничего не забывшие и ничему не научившиеся, попробовали снова ударить «в коней» московским полкам «в лицо» и снова были разгромлены наголову. Азенкур по русски, как заметил камрад
antov_d...To be continued...
Московиты от О. Федорова (хотя, как по мне, бердыш у пехотинца явно лишний)