thoughtful В предыдущей части разговор шел обо всем и о чем, а сейчас начнем постепенно переходить к делу, но не сразу...
Начнем издалека. «Военная мощь имеет четыре измерения: количественное – количество людей, оружия, техники и ресурсов; – писал американский культуролог С. Хантингтон, – технологическое – эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное – слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное – способность и желание общества эффективно применять военную силу». Примем это мнение для удобства за основу и попробуем, исходя из этих параметров, охарактеризовать военное дело и военное искусство Русского государства в его классический период – с середины XV по начало XVII вв.
Итак, количественный аспект. Начнем с ресурсов, одновременно коснувшись и стратегического положения Русского государства в рассматриваемый период. Оценивая последнее, В.О. Ключевский отмечал, что его территориальное расширение в эти десятилетия поставило Русское государство «в непосредственное соседство с внешними иноплеменными врагами Руси – шведами, литовцами, поляками, татарами. Это соседство ставило государство в положение, которое делало его похожим на вооруженный лагерь (выделено нами – Thor), с трех сторон окруженный врагами». Оставалось утешаться тем, что север был в безопасности от неприятельских нашествий и можно было , встав к нему спиной, отбиваться или нападать на своих врагов с юга, запада и востока.
Такое невыгодное стратегическое положение требовало, естественно, и значительного расхода сил и средств для того, чтобы парировать возникающую то на одном, на другом, то на всех трех сразу (как это было, к примеру, в 1506 г., когда после смерти Ивана III едва не возникло по инициативе казанского хана Мухаммед-Эмина «Тройственное согласие» в лице великого князя литовского Сигизмунда I, крымского «царя» Менгли-Гирея I и самого казанца, острием своим нацеленное против преемника Ивана Василия III). Однако уже упоминавшийся нами С.М. Соловьев, оценивая положение России, отмечал, что «мы знаем, как выгодны для быстроты развития общественной жизни соседство моря, длинная береговая линия, умеренная величина резко ограниченной государственной области, удобство естественных внутренних сообщений, разнообразие форм, отсутствие громадных, подавляющих размеров во всем, благорастворение воздуха, без африканского зноя и азиатского мороза». И, сравнивая в этом отношении положение Европы Западной и Европы Восточной, историк с сожалением констатировал – «природа для Западной Европы, для ее народов была мать,; для Восточной, для народов, которым суждено было здесь действовать, – мачеха».
Это и немудрено – так, среднегодовая температура на большей части Западной Европы выше, чем в России, также как и минимальные температуры января, на протяжении года колебания температуры и влажности не носят слишком резкого характера и вообще климат более мягкий и равномерный, чем на востоке Европы. Холодная же и долгая русская зима с ее снегами, метелями и морозами давно уже стала «притчей во языцех». Одним словом, климат же России носит ярко выраженный континентальный характер, причем эта континентальность возрастает при продвижении не с севера на юг, а с запада на восток, а точнее, от морского побережья вглубь континента. К тому же на большей части территории северной, коренной, России преобладали малоплодородные почвы, не дававшие должной отдачи даже при приложении к ним огромного труда. В итоге большая часть коренной России входит в зону, как это принято сегодня говорить, «рискованного земледелия», и с вступлением Евразии в эпоху т.н. «малого ледникового периода» ситуация только ухудшилась.
Неблагоприятные климатические и почвенные условия имели огромное значение для развития российского социума как агротрадиционалистского, оказывая отрицательное воздействие на эффективность любого вида производства, и уж тем более сельского хозяйства как главной отрасли средневековой российской экономики. И есть все основания согласиться с мнением отечественного историка Л.В. Милова, отмечавшего, что «в исторических судьбах и Древнерусского государства, и Северо-Восточной Руси, и Руси Московской, не говоря уже о Российской империи, наш климат и наши почвы сыграли далеко не позитивную роль. История народов России, населяющих Русскую равнину, – это многовековая борьба за выживание (выделено нами – Thor)…». И в силу этих причине сельское хозяйство Русского государство на протяжении столетий оставалось примитивным и малопродуктивным.
При этом молодое Российское государство не имело значительных природных ресурсов, в особенности наиболее важных – минеральных. На территории Северо-Восточной Руси не было крупных месторождений металлов, в особенности цветных и драгоценных, которые вообще практически отсутствовали. Да и качество железной руды, которая, казалось, имелась в более или менее достаточном количестве, было низким. На это обстоятельство указывали, к примеру, в 80-х гг. XVI в. британский посол Дж. Флетчер (отмечавший, кстати, и преимущественно сельскохозяйственный характер поступавших на рынок русских товаров – хлеб, меха, воск, сало, ворвань, пенька, мед, кожи, икра, лен, деготь). И на протяжении столетий положение к лучшему не изменялось – спустя 70 лет после Флетчера о низком качестве русского железа писал в своей обстоятельной записке беглый московский подьячий Г. Котошихин. И исправить ситуацию радикальным образом возможностей не было – у Русского государства не было удобного и широкого выхода к морю, ни, как следствие, возможности активно участвовать в международной торговле и колониальной экспансии.
Все эти обстоятельства накладывали серьезные ограничения на рост русских городов, а вместе с ними – ремесел, торговли и, конечно же, интеллектуальной сферы. Подъем городов, торговли и промышленности в любых ее формах обуславливался ускорением процесса общественного разделения труда. Активизация же последнего, по словам Л.В. Милова, «напрямую зависела от восстановления земледелия, роста плотности населения, создания условий для увеличения прибавочного продукта в земледелии и скотоводстве, для появления избытка сельского населения и переключения его в другие сферы жизнедеятельности (выделено нами – Thor)…».
Между тем вряд ли можно с уверенностью утверждать, что в России в эпоху раннего Нового времени существовали все вышеперечисленные условия. Так, по приблизительным расчетам с конца XV и до середины XVI вв. территория Российского государства увеличилась в 6 раз (до 2,5 млн. км2), а к концу столетия – еще вдвое (до примерно, по разным оценкам, от 4,3 до 5,4 км2). Население же этих громадных территорий оставалось, по европейским меркам, чрезвычайно редким и рассеянным. Если в конце XV в. население Российского государства составляла, по приблизительным подсчетам, около 2-3 млн. человек, то, к примеру, во Франции 14-15 млн. И хотя оно и выросло, по оптимистичным оценкам А.И. Копанева, к середине XVI в. до 9-10 млн. человек, а на конец века до 11-12 млн. , тем не менее, избытка рабочих рук в России не наблюдалось еще очень и очень долго.
Не стоит забывать и еще об одном важном аспекте – русские просторы и неразвитая транспортная инфраструктура чрезвычайно затрудняла мобилизацию даже имевшихся в распоряжении властей скудных ресурсов – так, плавание (sic - !) вниз по Волге от Нижнего Новгорода до Астрахани занимало около 2-х месяцев. И по мере территориального роста владений московских государей проблема эта только усугублялась.
И как в этих условиях покрывать неизбежно растущие государственные расходы? А они неизбежно должны были расти, ибо не только соображения престижа и геополитические факторы обуславливали необходимость вести активную экспансионистскую политику, но и банальное стремление расширить и укрепить экономический фундамент государственности за счет завоевания новых территорий и грабежа (будем говорить прямо и откровенно) соседей. Деньги государству были нужны, и чем дальше, тем нужно было их больше. Запросы государства росли непрерывно, явно опережая возможности русской экономики по их удовлетворению. Отсюда и постоянная проблема бюджетного дефицита, нехватки денег даже на самые важные текущие государственные расходы. Особенно она обострялась в периоды длительных и напряженных войн, когда резко возраставшие военные расходы стремительно пожирали небольшие финансовые резервы казны и власти были вынуждены искать новые и новые способы закрыть «дыры» в бюджете и свести концы с концами – как подметил В.О., Ключевский, «рать вконец заедала казну…».
Одним словом, перманентный финансовый кризис, обусловленный экономической отсталостью России и слабостью налоговой базы государства из-за бедности основной массы налогоплательщиков – русских крестьян, а также ограниченность ресурсной базы вкупе с малочисленностью и рассеянностью населения и слаборазвитой инфраструктурой, прежде всего транспортной, налагали серьезные ограничения на развитие военной сферы. А не развивать ее было нельзя, и в Москве это прекрасно понимали, почему, по меткому замечанию П.Н. Милюкова, «война и финансы – эти два вопроса с конца XV века надолго поглощают всецело внимание центральной власти. Все другие существенные реформы, особенно реформы в государственном управлении, в конце-концов всегда вызываются этими двумя главными нуждами…».
To be continued...
:
Начнем издалека. «Военная мощь имеет четыре измерения: количественное – количество людей, оружия, техники и ресурсов; – писал американский культуролог С. Хантингтон, – технологическое – эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное – слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное – способность и желание общества эффективно применять военную силу». Примем это мнение для удобства за основу и попробуем, исходя из этих параметров, охарактеризовать военное дело и военное искусство Русского государства в его классический период – с середины XV по начало XVII вв.
Итак, количественный аспект. Начнем с ресурсов, одновременно коснувшись и стратегического положения Русского государства в рассматриваемый период. Оценивая последнее, В.О. Ключевский отмечал, что его территориальное расширение в эти десятилетия поставило Русское государство «в непосредственное соседство с внешними иноплеменными врагами Руси – шведами, литовцами, поляками, татарами. Это соседство ставило государство в положение, которое делало его похожим на вооруженный лагерь (выделено нами – Thor), с трех сторон окруженный врагами». Оставалось утешаться тем, что север был в безопасности от неприятельских нашествий и можно было , встав к нему спиной, отбиваться или нападать на своих врагов с юга, запада и востока.
Такое невыгодное стратегическое положение требовало, естественно, и значительного расхода сил и средств для того, чтобы парировать возникающую то на одном, на другом, то на всех трех сразу (как это было, к примеру, в 1506 г., когда после смерти Ивана III едва не возникло по инициативе казанского хана Мухаммед-Эмина «Тройственное согласие» в лице великого князя литовского Сигизмунда I, крымского «царя» Менгли-Гирея I и самого казанца, острием своим нацеленное против преемника Ивана Василия III). Однако уже упоминавшийся нами С.М. Соловьев, оценивая положение России, отмечал, что «мы знаем, как выгодны для быстроты развития общественной жизни соседство моря, длинная береговая линия, умеренная величина резко ограниченной государственной области, удобство естественных внутренних сообщений, разнообразие форм, отсутствие громадных, подавляющих размеров во всем, благорастворение воздуха, без африканского зноя и азиатского мороза». И, сравнивая в этом отношении положение Европы Западной и Европы Восточной, историк с сожалением констатировал – «природа для Западной Европы, для ее народов была мать,; для Восточной, для народов, которым суждено было здесь действовать, – мачеха».
Это и немудрено – так, среднегодовая температура на большей части Западной Европы выше, чем в России, также как и минимальные температуры января, на протяжении года колебания температуры и влажности не носят слишком резкого характера и вообще климат более мягкий и равномерный, чем на востоке Европы. Холодная же и долгая русская зима с ее снегами, метелями и морозами давно уже стала «притчей во языцех». Одним словом, климат же России носит ярко выраженный континентальный характер, причем эта континентальность возрастает при продвижении не с севера на юг, а с запада на восток, а точнее, от морского побережья вглубь континента. К тому же на большей части территории северной, коренной, России преобладали малоплодородные почвы, не дававшие должной отдачи даже при приложении к ним огромного труда. В итоге большая часть коренной России входит в зону, как это принято сегодня говорить, «рискованного земледелия», и с вступлением Евразии в эпоху т.н. «малого ледникового периода» ситуация только ухудшилась.
Неблагоприятные климатические и почвенные условия имели огромное значение для развития российского социума как агротрадиционалистского, оказывая отрицательное воздействие на эффективность любого вида производства, и уж тем более сельского хозяйства как главной отрасли средневековой российской экономики. И есть все основания согласиться с мнением отечественного историка Л.В. Милова, отмечавшего, что «в исторических судьбах и Древнерусского государства, и Северо-Восточной Руси, и Руси Московской, не говоря уже о Российской империи, наш климат и наши почвы сыграли далеко не позитивную роль. История народов России, населяющих Русскую равнину, – это многовековая борьба за выживание (выделено нами – Thor)…». И в силу этих причине сельское хозяйство Русского государство на протяжении столетий оставалось примитивным и малопродуктивным.
При этом молодое Российское государство не имело значительных природных ресурсов, в особенности наиболее важных – минеральных. На территории Северо-Восточной Руси не было крупных месторождений металлов, в особенности цветных и драгоценных, которые вообще практически отсутствовали. Да и качество железной руды, которая, казалось, имелась в более или менее достаточном количестве, было низким. На это обстоятельство указывали, к примеру, в 80-х гг. XVI в. британский посол Дж. Флетчер (отмечавший, кстати, и преимущественно сельскохозяйственный характер поступавших на рынок русских товаров – хлеб, меха, воск, сало, ворвань, пенька, мед, кожи, икра, лен, деготь). И на протяжении столетий положение к лучшему не изменялось – спустя 70 лет после Флетчера о низком качестве русского железа писал в своей обстоятельной записке беглый московский подьячий Г. Котошихин. И исправить ситуацию радикальным образом возможностей не было – у Русского государства не было удобного и широкого выхода к морю, ни, как следствие, возможности активно участвовать в международной торговле и колониальной экспансии.
Все эти обстоятельства накладывали серьезные ограничения на рост русских городов, а вместе с ними – ремесел, торговли и, конечно же, интеллектуальной сферы. Подъем городов, торговли и промышленности в любых ее формах обуславливался ускорением процесса общественного разделения труда. Активизация же последнего, по словам Л.В. Милова, «напрямую зависела от восстановления земледелия, роста плотности населения, создания условий для увеличения прибавочного продукта в земледелии и скотоводстве, для появления избытка сельского населения и переключения его в другие сферы жизнедеятельности (выделено нами – Thor)…».
Между тем вряд ли можно с уверенностью утверждать, что в России в эпоху раннего Нового времени существовали все вышеперечисленные условия. Так, по приблизительным расчетам с конца XV и до середины XVI вв. территория Российского государства увеличилась в 6 раз (до 2,5 млн. км2), а к концу столетия – еще вдвое (до примерно, по разным оценкам, от 4,3 до 5,4 км2). Население же этих громадных территорий оставалось, по европейским меркам, чрезвычайно редким и рассеянным. Если в конце XV в. население Российского государства составляла, по приблизительным подсчетам, около 2-3 млн. человек, то, к примеру, во Франции 14-15 млн. И хотя оно и выросло, по оптимистичным оценкам А.И. Копанева, к середине XVI в. до 9-10 млн. человек, а на конец века до 11-12 млн. , тем не менее, избытка рабочих рук в России не наблюдалось еще очень и очень долго.
Не стоит забывать и еще об одном важном аспекте – русские просторы и неразвитая транспортная инфраструктура чрезвычайно затрудняла мобилизацию даже имевшихся в распоряжении властей скудных ресурсов – так, плавание (sic - !) вниз по Волге от Нижнего Новгорода до Астрахани занимало около 2-х месяцев. И по мере территориального роста владений московских государей проблема эта только усугублялась.
И как в этих условиях покрывать неизбежно растущие государственные расходы? А они неизбежно должны были расти, ибо не только соображения престижа и геополитические факторы обуславливали необходимость вести активную экспансионистскую политику, но и банальное стремление расширить и укрепить экономический фундамент государственности за счет завоевания новых территорий и грабежа (будем говорить прямо и откровенно) соседей. Деньги государству были нужны, и чем дальше, тем нужно было их больше. Запросы государства росли непрерывно, явно опережая возможности русской экономики по их удовлетворению. Отсюда и постоянная проблема бюджетного дефицита, нехватки денег даже на самые важные текущие государственные расходы. Особенно она обострялась в периоды длительных и напряженных войн, когда резко возраставшие военные расходы стремительно пожирали небольшие финансовые резервы казны и власти были вынуждены искать новые и новые способы закрыть «дыры» в бюджете и свести концы с концами – как подметил В.О., Ключевский, «рать вконец заедала казну…».
Одним словом, перманентный финансовый кризис, обусловленный экономической отсталостью России и слабостью налоговой базы государства из-за бедности основной массы налогоплательщиков – русских крестьян, а также ограниченность ресурсной базы вкупе с малочисленностью и рассеянностью населения и слаборазвитой инфраструктурой, прежде всего транспортной, налагали серьезные ограничения на развитие военной сферы. А не развивать ее было нельзя, и в Москве это прекрасно понимали, почему, по меткому замечанию П.Н. Милюкова, «война и финансы – эти два вопроса с конца XV века надолго поглощают всецело внимание центральной власти. Все другие существенные реформы, особенно реформы в государственном управлении, в конце-концов всегда вызываются этими двумя главными нуждами…».
To be continued...
: