depressed Предыдущий пост про суровую и печальную жизнь московского сына боярского мы закончили фразой о том, что "государево денежное жалованье, кормление и взятая с бою добыча становились важной доходной статьей в бюджете сына боярского". Так уж получилось, что с продолжением рассказа пришлось подзадержаться, но вот выдалось немного свободного времени, и вот оно, продолжение...
Полон и животы - важный стимул для воинников всех времен и народов (а вот и пост в тему трофеев и трофейщиков), и московиты не были в этом ряду исключением. Примечательно, что «силное имание» провианта, фуража, да и не только их, настолько вошло в плоть и кровь детей боярских, что они особо не стеснялись брать то, что плохо лежит или что понравится, тем более, если это не было прибито гвоздями, не только по «ту» сторону, но и на своей стороне. Красноречивый пример тому – челобитная псковичей на царского родственника князя М.В. Глинского, который со своими людьми по пути в Ливонию в конце 1557 г. «едоучи дорогою, сильно грабил своих, и на рубежи люди его деревни Псковъскии земли грабили и живот секли, да и дворы жгли христианьския»». Вообще-то, при изучении актовых материалов складывается четкое впечатление, что традиция «силного имания» была прочно закрепившимся обычаем, против которого не возражали ни сами дети боярские, ни крестьяне вдоль проезжих дорог, по которым проходили ратники. Во всяком случае, в своих жалованных грамотах московские государи особо подчеркивали, чтобы в жалуемых им владениях «наши князи и бояре, и воеводы ратные, и всякие ездоки у их (жалуемых – В.П.) людей и у крестьян силно не ставятца, ни кормов, ни подвод, ни проводников у них не емлют; а кому у них лучитца стати, и он себе корм свой и конской купит по цене, как ему продадут». Главное, чтобы государевы «стратилаты» знали меру в своих притязаниях и не теряли берегов – а в случае с Глинским оные берега явно были потеряны, что и вызвало гнев Ивана. Как писал псковский летописец, «царь и великии князь про то («силное имание» – Thor) на него (Глинского – Thor) опалался, и велел обыскати кого грабили дорогою, и на нем иным доправити те грабежи (князь по полной мере ответил за художества своих людей – Thor)…».
Ну а с вступлением на неприятельскую территорию всякие тормоза и ограничения полностью снимались, и дети боярские отпускали душу по полной программе, тем более что с точки зрения московской стратегии «малая» война, имевшая своей целью разорение неприятельской территории и экономическое истощение, обессиливание супостата посредством хорошего кровопускания при минимальных затратах со своей стороны, была едва ли не оптимальным способом ведения боевых действий. Потому-то приказ, как жаловались ливонские магистраты, morden, brennen und rauben московские дети боярские и их послужильцы (что уж там говорить о татарах и прочих инородцах, служивших московскому государю в надежде поживиться на службе «белому царю»!) исполняли со всей страстностью своей суровой души – у городов посады жгли, волости и села воевали, людей пленили бесчисленно, животину секли и многих людей побивали. Примером тому могут служить действия посланных под ливонский городок Лаюс в феврале 1558 г. «голов стрелецких Тимофея Тетерина да Григория Кафтырева, а с ними их сотцкие с стрельцы, да голов с детми боярскими Михаила Чеглокова да Семенку Вешнякова да Федора Ускова и Татар и Черкас и Мордву». Под защиту замковых стен Лаюса сбежались жители окрестных мыз, деревень и городков «»болшая збеж», по словам русского летописца). И вот, явившись под Лаюс 5 февраля 1558 г., посланные головы «посад пожгли и побили многих людеи, убили болши трех тысяч, а поимали множество полону и жеребцов и всякие рухледи».
И на Москве эти подвиги своих ратников воспринимали как должное – недаром в официальных летописях, составленных в том числе и на материалах воеводских «отписок»-рапортов, речевой оборот типа «Божиим милосердием сохранено бысть великого государя и его матери воинство, цело и здраво приидоша на Опочку с великою корыстию и со многим пленом» был обычным явлением. Справедливости ради отметим, что и супротивник московитов действовали в том же духе – что литовцы, что ливонцы, не говоря уже о всяких татарах (и «силное имание» в своих же землях также у них было в обычае).
Но такого рода походы с добычей немалого полона и всяких животов и прочих прибытков, позволявшие детям боярским свести концы с концами и даже (если очень повезет) разбогатеть, все же не могли считаться надежным источником пополнения «стратилатских» бюджетов – выше уже мы неоднократно подчеркивали, что главным «фронтом» для московитских детей боярских был «крымский», «береговая» служба (любопытно, но в разрядных росписях конца XVI в. четко зафиксировано, что «тульской (т.е. возникший после 1572 г. «украинный» разряд, разворачивавшийся к югу от Оки – Thor) розряд меньши серпуховского (т.е. старого доброго «берегового» - Thor) розряду…» ). А здесь рассчитывать на полонеников в товарных количествах и приличные животы было сложно – дай Бог самому уцелеть и не стать ясырем. Ежегодное (в лучшем случае – через год) же снаряжение на «береговую» службу требовало расходов, и немалых. Стремясь раздобыть необходимые средства для того, что служить должным образом, не марая своей чести и «дородства», дети боярские были вынуждены влезать в долги, и немалые, продавать и закладывать имущество движимое и в особенности недвижимое (те же самые вотчины). Так, в 1528 г. Василий Узкий Петров сын Есипов в своей духовной грамоте завещал своим наследникам вернуть кредиторам 70 рублей, получив, в свою очередь, от должников 40 рублей, а спустя полтора десятка лет Григорий Валуев – соответственно около 36 и 32 руб. В общем и целом, война неумолимо стремилась превратиться из доходного предприятия в расходное, и как тут не появиться меланхоличным настроениям у детей боярских в духе высказывания все того же князя Андрея Курбского, излившего свою непонятую царем душу псковопечерскому старцу Вассиану: «Со окоянными аще и множаише томихомся и во тмах смертни быхом от различных пращ огненных стрелянии, не токмо честь или имение довольно или возданияния некая получихом, но сопротив … каких напасти и бед и наругания и гонения не претерпех!.. Колико трудихся, вхождах и исхождах пред полками господскими и с воинством Бога живаго, и никогда же бегуном быв, но паче одоления пресветла Христовою силою поставлях; и колико бед претерпевах, и нужд телесных, и учащение ран!»? И оставалось сыну боярскому, мелкопоместному или пустопоместному, полагаться как на последнюю надежду на милость государеву в лице его, государева, денежного жалованья или кормления...
>
To be continued...
Полон и животы - важный стимул для воинников всех времен и народов (а вот и пост в тему трофеев и трофейщиков), и московиты не были в этом ряду исключением. Примечательно, что «силное имание» провианта, фуража, да и не только их, настолько вошло в плоть и кровь детей боярских, что они особо не стеснялись брать то, что плохо лежит или что понравится, тем более, если это не было прибито гвоздями, не только по «ту» сторону, но и на своей стороне. Красноречивый пример тому – челобитная псковичей на царского родственника князя М.В. Глинского, который со своими людьми по пути в Ливонию в конце 1557 г. «едоучи дорогою, сильно грабил своих, и на рубежи люди его деревни Псковъскии земли грабили и живот секли, да и дворы жгли христианьския»». Вообще-то, при изучении актовых материалов складывается четкое впечатление, что традиция «силного имания» была прочно закрепившимся обычаем, против которого не возражали ни сами дети боярские, ни крестьяне вдоль проезжих дорог, по которым проходили ратники. Во всяком случае, в своих жалованных грамотах московские государи особо подчеркивали, чтобы в жалуемых им владениях «наши князи и бояре, и воеводы ратные, и всякие ездоки у их (жалуемых – В.П.) людей и у крестьян силно не ставятца, ни кормов, ни подвод, ни проводников у них не емлют; а кому у них лучитца стати, и он себе корм свой и конской купит по цене, как ему продадут». Главное, чтобы государевы «стратилаты» знали меру в своих притязаниях и не теряли берегов – а в случае с Глинским оные берега явно были потеряны, что и вызвало гнев Ивана. Как писал псковский летописец, «царь и великии князь про то («силное имание» – Thor) на него (Глинского – Thor) опалался, и велел обыскати кого грабили дорогою, и на нем иным доправити те грабежи (князь по полной мере ответил за художества своих людей – Thor)…».
Ну а с вступлением на неприятельскую территорию всякие тормоза и ограничения полностью снимались, и дети боярские отпускали душу по полной программе, тем более что с точки зрения московской стратегии «малая» война, имевшая своей целью разорение неприятельской территории и экономическое истощение, обессиливание супостата посредством хорошего кровопускания при минимальных затратах со своей стороны, была едва ли не оптимальным способом ведения боевых действий. Потому-то приказ, как жаловались ливонские магистраты, morden, brennen und rauben московские дети боярские и их послужильцы (что уж там говорить о татарах и прочих инородцах, служивших московскому государю в надежде поживиться на службе «белому царю»!) исполняли со всей страстностью своей суровой души – у городов посады жгли, волости и села воевали, людей пленили бесчисленно, животину секли и многих людей побивали. Примером тому могут служить действия посланных под ливонский городок Лаюс в феврале 1558 г. «голов стрелецких Тимофея Тетерина да Григория Кафтырева, а с ними их сотцкие с стрельцы, да голов с детми боярскими Михаила Чеглокова да Семенку Вешнякова да Федора Ускова и Татар и Черкас и Мордву». Под защиту замковых стен Лаюса сбежались жители окрестных мыз, деревень и городков «»болшая збеж», по словам русского летописца). И вот, явившись под Лаюс 5 февраля 1558 г., посланные головы «посад пожгли и побили многих людеи, убили болши трех тысяч, а поимали множество полону и жеребцов и всякие рухледи».
И на Москве эти подвиги своих ратников воспринимали как должное – недаром в официальных летописях, составленных в том числе и на материалах воеводских «отписок»-рапортов, речевой оборот типа «Божиим милосердием сохранено бысть великого государя и его матери воинство, цело и здраво приидоша на Опочку с великою корыстию и со многим пленом» был обычным явлением. Справедливости ради отметим, что и супротивник московитов действовали в том же духе – что литовцы, что ливонцы, не говоря уже о всяких татарах (и «силное имание» в своих же землях также у них было в обычае).
Но такого рода походы с добычей немалого полона и всяких животов и прочих прибытков, позволявшие детям боярским свести концы с концами и даже (если очень повезет) разбогатеть, все же не могли считаться надежным источником пополнения «стратилатских» бюджетов – выше уже мы неоднократно подчеркивали, что главным «фронтом» для московитских детей боярских был «крымский», «береговая» служба (любопытно, но в разрядных росписях конца XVI в. четко зафиксировано, что «тульской (т.е. возникший после 1572 г. «украинный» разряд, разворачивавшийся к югу от Оки – Thor) розряд меньши серпуховского (т.е. старого доброго «берегового» - Thor) розряду…» ). А здесь рассчитывать на полонеников в товарных количествах и приличные животы было сложно – дай Бог самому уцелеть и не стать ясырем. Ежегодное (в лучшем случае – через год) же снаряжение на «береговую» службу требовало расходов, и немалых. Стремясь раздобыть необходимые средства для того, что служить должным образом, не марая своей чести и «дородства», дети боярские были вынуждены влезать в долги, и немалые, продавать и закладывать имущество движимое и в особенности недвижимое (те же самые вотчины). Так, в 1528 г. Василий Узкий Петров сын Есипов в своей духовной грамоте завещал своим наследникам вернуть кредиторам 70 рублей, получив, в свою очередь, от должников 40 рублей, а спустя полтора десятка лет Григорий Валуев – соответственно около 36 и 32 руб. В общем и целом, война неумолимо стремилась превратиться из доходного предприятия в расходное, и как тут не появиться меланхоличным настроениям у детей боярских в духе высказывания все того же князя Андрея Курбского, излившего свою непонятую царем душу псковопечерскому старцу Вассиану: «Со окоянными аще и множаише томихомся и во тмах смертни быхом от различных пращ огненных стрелянии, не токмо честь или имение довольно или возданияния некая получихом, но сопротив … каких напасти и бед и наругания и гонения не претерпех!.. Колико трудихся, вхождах и исхождах пред полками господскими и с воинством Бога живаго, и никогда же бегуном быв, но паче одоления пресветла Христовою силою поставлях; и колико бед претерпевах, и нужд телесных, и учащение ран!»? И оставалось сыну боярскому, мелкопоместному или пустопоместному, полагаться как на последнюю надежду на милость государеву в лице его, государева, денежного жалованья или кормления...
To be continued...