Categories:

Матвей Иванов сын Дьяк Ржевский. Конец истории...

   После возвращения из кавказской «государьской посылки» Ржевский на четыре года снова «исчезает» со страниц летописей и разрядных книг. Можно лишь предполагать, что эти годы он, ветеран «малой» войны в Поле, провел на южной границе, на «крымской украйне». Лишь в 1570 г. мы встречаем Ржевского в качестве 2-го воеводы «в болшом полку у наряду» в росписи «береговой» рати, выставленной на случай прихода «крымских воинских людей» по Оке. По завершению кампании, поздней осенью, после роспуска «береговой» рати по домам, Матвей Ржевский, подобно другим служилым людям, боярам, детям боярским и прочим, должен был вернуться в свою вотчину или поместье, «запас себе пасти на всю зиму и до весны и лошади кормить», готовясь к новой кампании и новому назначению. Поместье (или вотчина) его, кстати, находились, судя по всему, в Рузском уезде. Во всяком случае, в 7072 и 7073, соответственно, в 1563/1564 и 1564/1565 гг. он выступал в качестве послуха при заключении сделок о продаже вотчин именно в этом уезде. Логично было бы предположить, что, по крайней мере, часть его земельных владений (а о том, что он был весьма зажиточным служилым человеком, мы уже писали выше), находилась именно здесь, а иначе зачем его приглашать свидетелем при заключении сделки?
   Возвращаясь обратно к судьбе нашего героя, отметим, что долго ждать нового назначения ему и на этот раз не пришлось. В январе 1571 г. Иван Грозный приказал «боярину своему князю Михаилу Ивановичу Воротынскому ведати станицы и сторожи и всякие свои государевы полские службы». Воротынский же, в свою очередь, приступив к исполнению возложенного на него поручения, отписал дьяку Разрядного приказа А. Клобукову «со товарищи», чтобы те отправили грамоты «в украинные городы и в Северу» с требованием отправить в Москву опытных ветеранов-«пограничников» на совещание по вопросу о реорганизации и совершенствовании пограничной и сторожевой службы на южной границе Русского государства. С высокой степенью уверенности можно предположить, что Матвей Ржевский был также вызван в Москву и принял участие в работе этого совещания и составлении знаменитого «Боярского приговора о пограничной и сторожевой службе». В пользу такого предположения свидетельствует тот факт, что после завершения работы совещания Иван Грозный приказал «инспекторов» «послати тех мест на поле, где головам для береженья стояти и сторожам на сторожах быти, досмотрити голов», и среди них был и наш герой.
   Эта инспекция была успешно осуществлена, результатом чего стала новая роспись сторожам. Более того, совершавших объезд Поля князя М. Тюфякина и М. Ржевского разыскал один из сторожей и сообщил им о том, что «…пошел царь крымской на государевы украйны». Прервав свой путь, Ржевский и Тюфякин «поспешили к украине с государевым делом» с этой чрезвычайно важной вестью. Не их вина, что воеводы на берегу не сумели должным образом использовать эту новость и отразить татарское нападение, закончившееся, как это хорошо известно, поражением русского войска на московских окраинах и грандиозным пожаром столицы.

   Московская сторожа в Поле



   Неизвестно, участвовал ли Матвей Ржевский в обороне Москвы в мае 1571 г. от татар и в знаменитой Молодинской кампании лета 1572 г., в ходе которой крымцам было нанесено жестокое поражение и Девлет-Гирей был вынужден отказаться от попыток отобрать у Ивана Грозного Казань и Астрахань и сделать московского государя своим вассалом. Согласно разрядным записям, с «Филипова заговенья» (т.е. с 14 ноября) 1573 г. и по 7084 (т.е. 1576/1577 г.) наш герой был наместником в Ряжске – опять на беспокойной южной границе! По устоявшейся к тому времени практике «схода» «украинных» воевод «по вестем» о появлении крымских «воинских людей» в 1574 г. Ржевский со своими людьми должен был войти в состав передового полка «украинной» рати, а сам ряжский наместник становился 3-м воеводой этого полка. В случае же, если неприятель намеревался прийти на «государеву украйну» в немалом числе, «украинные» воеводы со своими полками должны были влиться в «береговую» рать, и в таком случае Ржевский и его люди поступали в распоряжение воевод сторожевого князей В.Ю. Голицын и Д.М. Хворостинина, что стояли на Коломне. Надо полагать, что в таком случае Матвей был бы одним из сотенных голов сторожевого полка.
   Ряжская служба Ржевского закончилась, надо полагать, в 1576 г., поскольку в 7085 (1576/1577) г. он, дослужившийся к тому времени до «чина» московского дворянина, находился в Москве, будучи прикомандированным к Стрелецкому приказу («на Москве в Стрелетцком приказе»). Отсюда Матвей отправился в Полоцк, который и стал его последним назначением. Исполнять обязанности «товарища» воеводы так называемого «Стрелецкого города» князя Д.М. Щербатова он должен был «з благовещеньева дни» 7086 (25 марта 1578) г.
   Несколько слов о новом месте службы нашего героя. Полоцк, старинный русский город на реке Западная Двина и находившийся долгое время под властью литовских князей, был взят царскими войсками во время знаменитого «полоцкого взятья» в зимнюю кампанию 1562/1563 гг. Эта победа по размаху и значению ничуть не уступала падению Казани в 1552 г. или овладению русскими Смоленском в 1514 г., и произвела огромное впечатление на современников. Несомненным был не только моральный, но и военно-политический ее эффект. Отнюдь не случайно падение Полоцка и заключение Люблинской унии 1569 г. между Польшей и Литвой связывались воедино уже в то время. Очевидным было и значение Полоцка как важного в стратегическом отношении пункта. Как отмечал ВД. Королюк, «с переходом к русским Полоцка в их руках оказывался ключ к важнейшему для Прибалтики водному пути по Западной Двине, в устье которой была расположена Рига. Вместе с тем взятие Полоцка открывало для русской армии путь к столиц Великого княжества Литовского – Вильне…». Добавим также к этому и тот факт, что вскоре после взятия Полоцка в титул Ивана IV вошло еще и определение «Полоцкий». Одним словом, Полоцк был такой «жемчужиной» в царском венце, расстаться с которой по доброй воле Иван Грозный не согласился бы ни при каких обстоятельствах. Точно также ни Литва, ни Польша не согласились бы оставить город в руках московского государя, приложив все возможные усилия для того, чтобы вернуть его. И, учитывая, что ко времени получения нового назначения Матвеем Ржевским переговоры между Москвой и Варшавой о заключении если не вечного мира, то, по крайне мере, длительного перемирия, зашли в тупик, то вряд ли стоило сомневаться в том, что борьба за Полоцк не закончена и в ней предстоит новый раунд. Во всяком случае, Стефан Баторий, будучи уверен в скором возобновлении боевых действий против России, в сентябре 1577 г. писал виленскому каштеляну и жмудскому старосте Я. Ходкевичу, что рассматривает Смоленск и Полоцк как возможные цели предстоящего похода против Ивана Грозного.

   Осада Полоцка войском Стефана Батория (немецкая гравюра XVI в. Кстати, несмотря на схематизм, гравюра достаточно точно отражает события последних дней осады и штурма 29-30 августа 1579 г.)



   Что представляли из себя укрепления Полоцка и его гарнизон? Внешний вид города в 1579 г. хорошо виден из рисунков секретаря Стефана Батория Ст. Пахоловицкого, участника осады Полоцка в 1579 г., гравюр Я. Баптисты и описания Р. Гейденштейна. Последний отмечал, в частности, что Полоцк состоял из трех частей – сильно укрепленного Верхнего замка (или Большого города русских источников – Thor), примыкавшей к нему Стрелецкой крепости (Стрелецкого города или Нижнего замка – Thor) и возведенного за рекой Полотой Заполотья, полоцкого посада. И, характеризуя качества города как крепости, Гейденштейн добавлял: «Полоцк – город, сильно укрепленный самой природой, а также и искусством, и ввиду своего пограничного положения весьма тщательно снабженный припасами, пушками, порохом и всеми военными снарядами, так как неприятель не мог сомневаться, что (в случае нашествия) ему придется выдержать первое нападение». Стрелецкий город, ведение над которым было поручено князю Щербатову и Ржевскому, занимал площадь примерно 6 га, был обнесен мощным валом с внутренним дубовым каркасом, поверх которого шел деревянный острог с 8 башнями, и рвом. Внутри города находилась еще одна мощная башня-«донжон».
   К сожалению, точная численность и состав полоцкого гарнизона неизвестны. Иностранные источники оценивают количество защитников Полоцка 3-мя – 6-ю тыс., а их вооружение – в 38 пушек, 300 гаковниц и почти 600 «долгих» ручниц. К этому можно добавить, что в 1571 г. помимо детей боярских с послужильцами «полотцкого архиепископа Антонья» и разных городов (упоминаются дорогобужане, новгородцы, лучане), в Полоцке находились два стрелецких приказа («Дмитреева прибору Уварова» да «Плетенева прибору Чихачова»), один казачий («Григорьева прибору Бурцова»), и, возможно, казаки «Ратаева прибору Голянищева».

   Полоцк и лагерь осаждающих (гравюра 1580 г.)



   Против них король Речи Посполитой Стефан Баторий собрал многократно превосходящие силы. Списочный состав коронного и литовского войска в кампанию 1579 г. на главном направлении составлял более 40 тыс. пехоты и конницы (в круглых цифрах – 28-30 тыс. конных и около 12 тыс. пеших воинов, в т.ч. около 18 тыс. наемного войска и 24 тыс. магнатских почтов и посполитого рушения). Точная численность артиллерийского парка в полоцкой экспедиции Стефана Батория неизвестна, но в 1578 г. планировалось взять с собой 67 орудий, в т.ч. 24 тяжелых и 12 мортир, а Г. Котарский дает цифру в 33 орудия, сопровождавших королевскую армию в Полоцком походе. И хотя очевидно, что не все собранные Баторием «воинские люди» смогли принять участие в предстоящей осаде, тем не менее, явное преимущество в силах было на стороне поляков. Избрав по недостатку сил оборонительную тактику, царь тем не менее решил усилить гарнизон и вооружение Полоцка – «на пособь» полочанам была отправлена из Пскова 40-фунтовая пищаль «Свиток» и 5-тыс. рать воевод Б.В. Шеина, Ф. В. Шереметева и других. Однако эти меры были предприняты с запозданием, и помощь не успела – в последних числах июля 1579 г. передовые польские отряды уже появились в окрестностях Полоцка. 28 июля поляками был взят Козьян, спустя 3 дня – Красный, а 4 августа – Ситно. Фактически Полоцк был окружен и отрезан от своих. Лишь небольшой отряд конных и пеших ратных людей (стрельцов - ?) успел незадолго до подхода литовцев и венгров проскользнуть в Полоцк. Командовавший авангардом армии Батория виленский воевода Н. Радзивилл отправил к осажденным королевское послание с предложением сдаться, на что был получен недвусмысленный отказ. Полоцкие воеводы вывели своих ратных людей из крепости и, выстроив их в боевой порядок, наглядно показали, что готовы к бою, после чего отступили обратно за укрепления.
   Спустя неделю после падения Ситно под Полоцк с главными силами своего войска прибыл сам Стефан Баторий. С его прибытием началась настоящая осада крепости, в которой обороняющиеся проявили без преувеличения чудеса мужества. Сам король в своей победной реляции впоследствии признавал, что оборона Полоцка «показала, насколько московиты превосходят все прочие народы мужеством и пылом в защите крепостей». Увы, опубликованные польские источники ничего не сообщают о распределении обязанностей между русскими воеводами во время обороны Полоцка. Документы же полоцкой воеводской канцелярии если и уцелели после штурма, попали в руки неприятеля и если и сохранились до наших дней, то до сих пор лежат необнаруженные где-то в польских архивах. Поэтому мы ничего не знаем о том, как действовал в дни осады Матвей Ржевский, но вряд ли старый (к тому времени он разменял уже 5-й десяток лет) и опытный воевода пассивно отсиживался за стенами Стрелецкого города. Во всяком случае, данцигский ратман Д. Герман, находившийся в лагере Батория, писал позднее, что шанцы и лагерь немецких наемников, находившиеся как раз против Стрелецкого города, сильно страдали от успешных вылазок русских. Кто руководил ими – неизвестно, но можно предположить, что здесь не обошлось без Ржевского.

   Стефан Баторий (портрет кисти Марчелло Бачиарелли)



   Больше двух недель многоплеменное и разноязычное войско Батория (этакое НАТО) безуспешно осаждало Полоцк, и взятие венграми оставленного русскими 12 августа Заполотья оставалось все это время их единственным успехом. Перелом в осаде наступил 30 августа. Двумя днями ранее Баторий на военном совете добился принятия своего предложения попытаться еще раз поджечь стены и башни Верхнего замка, и ценой больших усилий и потерь вызвавшиеся на клич короля охотники сумели все-таки подпалить участок стены и одну из башен Большого города на мысообразном выступе над Полотой. Полоцкий гарнизон, невзирая на продолжающийся сильный обстрел со стороны неприятеля, пытался потушить пожар, однако огонь продолжал распространяться и затих лишь к вечеру. Большой участок стены выгорел дотла, открыв доступ противнику вглубь города, и в образовавшейся бреши вечером вспыхнула отчаянная рукопашная схватка между защитниками города и жаждавшими добычи неприятельскими солдатами. Пока одни дети боярские, стрельцы и казаки дрались на пепелище с неприятелем, другие под прикрытием артиллерийского огням поспешно возводили новую линию укреплений за прогоревшим участком, рассчитывая не допустить прорыва обороны и взятия крепости.
   После ожесточенного боя венгры и поляки были вынуждены отступить, в королевском лагере. Казалось, эта неудача могла стать роковой – в лагере неприятеля началось уныние, поляки и венгры взаимно обвиняли друг друга в том, что именно их действия стали причиной поражения. Напротив, ободренные успехом, полоцкие воеводы отвергли еще одно послание Батория с предложением капитулировать. Данцигский ратман Д. Германн писал, что в ответ на требование короля открыть ворота московские воеводы передали ему, что « ключи (от Полоцка – Thor) в руках великого князя, и пусть его королевское величество попробует отворить их (ворота – Thor), то пусть попробует». Тем не менее, пожар 29 августа оказался роковым. Ночью и утром 30 августа полочане, заделав на скорую руку брешь, попытались восстановить остатки башни и стен, сильно пострадавших в пожаре накануне. Когда Баторию сообщили об этом около полудня, он приказал немедленно начать новую атаку с целью не дать защитникам города восстановить разрушенное. После ожесточенного боя русские были отброшены назад, за возведенную накануне перемычку, венгры сумели поджечь башню, над восстановление которой трудились полочане, и ошанцеваться на непосредственных подступах к валу Большого города. Новый пожар длился всю ночь и нанес большой урон укреплениям Верхнего замка. Серьезные потери понес и гарнизон города, пытавшийся под сильным обстрелом с трех сторон из пушек и гаковниц заделать брешь и потушить пламя. Тем временем венгры сумели подвести апроши к возведенной русским перемычке. Наступил критический момент осады, и здесь не выдержали нервы у рядовых защитников крепости. Не видя поддержки со стороны засевших в Соколе воевод, неся большие потери и одновременно получая раз за разом предложения Стефана Батория о сдаче, они взбунтовались и потребовали от полоцкого архиепископа Киприана и воевод вступить в переговоры с неприятельским командованием. Гейденштейн писал, что Киприан и воеводы (и Ржевский в том числе), «одни только отговаривали от сдачи и настаивали, что лучше умереть, нежели отдаться живыми в руки неприятелей». При этом польский историк отмечал, что воеводы уже пытались взорвать пороховые запасы в Полоцке, похоронив себя и гарнизон под руинами несдавшейся крепости, но были удержаны от этого самоубийственного шага своими людьми.

   Ливонская война (для создания общего фона полоцкой эпопеи)



   Получив отказ со стороны воевод, полоцкие ратные люди отказались повиноваться своим начальникам и отправили послов к Баторию договариваться о сдаче. Воеводы и архиепископ заперлись в полоцком кафедральном соборе святой Софии. Тем временем посланцы от гарнизона договорились о сдаче. Король предложил полочанам на выбор – кто пожелает, может поступить к нему на службу, а кто не захочет – может вернуться в Россию. Воеводы (поименно перечисленные в победной королевской реляции), отказавшиеся поступить на королевскую службу, были отданы под надзор литовскому подскарбию Л. Войне, а по прошествии нескольких дней были отправлены в заключение в Вильно. Здесь следы Матвея Ржевского теряются – о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно. В конце 1579 г. он был еще жив, поскольку гонец от короля Речи Посполитой Богдан Проселок, прибывший к Ивану Грозному, доставил среди прочих бумаг также список взятых в плен русских воевод и начальных людей, заявив при этом, что король отпустил часть из них, в т.ч. и Матвея Ржевского, к Ивану, но они сами не захотели ехать в Россию. Видимо, как следствие этого известия (представляется, что русские воеводы стали разменной монетой в политических интригах польского короля – во всяком случае, среди отпущенных им якобы русских военачальниках, отказавшихся вернуться на родину, значатся убитые несколькими днями позднее при штурме крепости Сокол воеводы Б.В.Шеин и М.Ю. Лыков, и кто может поручиться, что слова короля были правдой по отношению к другим названным воеводам, в т.ч. и Матвею Ржевскому), в разрядных книгах появилась запись, отражающая эмоции, обуревавшие царя после получения им известия о падении Полоцка: «Тово же году (7087/1579 – Thor) июля в день пришол польской и литовской король Стефан Обатур к государеву городу х Полотцку со многими людьми, а с ним пришли литовские люди, и ляхи, и волынцы, угры, кияне, подоляне, немцы пруские, немцы свийские, и курлянские, и римские, и многих земель с королем были люди… И король стоял под Полоцким 4 недели и Полотеск взял изменою, потому что воеводы были в Полоцке глупы и худы: и как голов и сотников побили, и воеводы королю и город здали, а сами били челом королю в службу, з женами, и з детьми, и с людьми, и стрельцами». Так или иначе, больше никаких известий о Матвее Ржевском в источниках нет. Можно пока лишь предположить, что уже пожилой воевода не пережил литовского плена.