Давным-давно, в далекой-далекой галактике... Короче, продолжаем разговор за Звездные войны Ливонскую войну...
Еще до завершения осенней кампании 1558 г. по просьбе датских послов Иван Грозный согласился еще раз предложить ливонцам разрешить кризис миром и отправил грамоту в Юрьев (Дерпт) к тамошнему русскому наместнику воеводе князю Д.И. Курлятеву. В ней он «велел послати от собя к маистру, чтобы государю царю бил челом и исправился во всем, а кровь бы християнская неповинная в том не розлилася». Однако магистр ответа не дал, и тогда Иван отправил магистру вторую грамоту, в которой заявил, что ливонцы сами во всем виноваты, не исполнили ни единого своего обещания, все время лгут и «воруют», и теперь он, русский царь, намерен «искать с них за неправды и за нарушение крестного целования, сколько ему Бог поможет». Виновниками же пролития крови, писал царь, будет не он, а «лутчие» «ливонские люди». Стать же оружием царского гнева должна была рать князя С.И. Микулинского со товарищи, собиравшаяся во Пскове и других близлежащих городах.
Перед ратью царь поставил задачу «ити воиною к Риге» и «велел им государь воевати дороги и, где маистр их встретить, велел дело свое земское с ним делати, сколко им милосердый Бог помочи подаст». Как видно из царского наказа, Микулинский и его ратники должны были повторить успех предыдущего зимнего вторжения, но на этот раз опустошить владения Ордена и рижского архиепископа, которые в прошлый раз были опалены войной лишь отчасти, краем. И, надо полагать, Иван и его советники полагали, что новая наглядная демонстрация мощи и величия русского оружия (с одновременной не менее наглядной демонстрацией бессилия и немощи Ордена – времена Плеттенберга давно миновали) ускорит согласие магистра и прочих «лутчих» «ливонских людей» принять мир на его, ивановых условиях.
Оригинальный портрет Кеттлера...
В соответствии с поставленной задачей было и войско, собравшееся к концу 1558 г. на границе. Под началом 10 полковых воевод в пяти полках «ходили» 47 сотенных голов, а также 5 городовых воевод со своими людьми (согласно показаниям взятых ливонцами пленников, каждый русский ратник имел по две лошади и был хорошо экипирован), татары, «люди казанские горные и луговые», «темниковские и цненские люди», «люди кадомские» (надо полагать, что мордвины и черемисы выступили в поход на «ртах» – зима,как-никак, а лыжники зимой очень пригодятся) и небольшой наряд. Кстати, этот наряд был «лехким», что подчеркивают источники с «той» стороны. Датские послы в письме своему королю 19 февраля 1559 г. сообщали, к примеру, что русские в ходе своего рейда не взяли ни одной крепости, поскольку не имели никаких орудий (geschutz), и в орденской переписке также подчеркивается, что у русских нет настоящих пушек (geschutz), а есть лишь kleine stuklein felttgeschutz или Falcкenetell. И еще одна деталь, касающаяся «наряда» – взятые русскими воеводами в поход легкие пушки были установлены на салазках. Кроме того, Микулинский имел еще и конных и пеших стрелков-«hakenschutzenn» (из протоколов допросов ливонцами взятых в стычках пленных следует, что в Передовом полку было 600 конных hakenschutzenn, а в Большом полку – целая тысяча, надо полагать, конных или посаженных на сани для большей подвижности)
По опыту аналогичных зимних походов можно предположить, что под началом князя Микулинского со товарищи было до 15 тыс. «сабель» и «пищалей», а вместе с обозниками-кошевыми (с «лехким кошем с ествою» и «с юки») – и все 20 тыс. И хотя это не 130-тыс. «wütenden Horde» Хеннинга и не 50 тыс., сказанных на допросе неким слугой boyarenn’a Federin’а, тем не менее, 20-тыс. рать по тем временам, особенно по ливонским меркам, представляла более чем серьезный «ultima ratio regis», вполне достаточный для того, чтобы вразумить «ливонских немцев».
Кстати, численность русского войска позволяет понять, почему оно предприняло наступление 7-ю колоннами. При конном войске в 18-20 тыс. чел. должно было быть не меньше 40 тыс. лошадей, а то и больше, а обеспечить 40-50 тыс. лошадей фуражом даже в достаточно густонаселенной Ливонии было бы весьма проблематично, если бы такое войско двигалось по 1-й – 2-м дорогам, не говоря уже о том, что широкий фронт наступления позволяя подвергнуть опустошению значительную по площади территорию, способствовав тем самым не только дальнейшему падению военного потенциала как Ордена, так и рижского архиепископства, но и давал возможность детям боярским и татарам поживиться за счет захвата полона и «животов», а этот мотив был отнюдь не последним в их мотивации на участие в войне. Успешные, добычливые походы способствовали поднятию морального духа и еще большему рвению на службе государю. Напротив, неудачи, малая добыча или, паче того, потери, вели к снижению заинтересованности царских ратников в дальнейшем участии в боевых действиях, и, как следствие, падению боеспособности поместной конницы.
Несколько слов о времени самого похода. А.Л. Хорошкевич писал, что «военная тактика России на западе исходила из традиций антиордынских и антиказанских походов, совершавшихся исключительно в летнее время». Ниже, правда, она оговорилась, что бывали и исключения, например лыжный поход князя С. Курбского за Урал в 1499 г., однако, если проанализировать разрядные записи, то нетрудно заметить, что зимние кампании для русских отнюдь не были в новинку. Лишь несколько примеров. Еще отец Ивана Грозного Василий III зимой 1512/1513 г. предпринял грандиозную военную экспедицию против Смоленска. Зимой 1534/1535 г. русская рать предприняла опустошительный поход в пределы Великого княжества Литовского, сам Иван Грозный дважды ходил на Казань зимой, прежде чем взял ее осенью 1552 г., и, наконец, походу князя Микулинского предшествовал опустошительный набег русских и татар на Ливонию зимой 1558 г. Так что зимние походы для русских и татар вовсе не были нечто из ряда вон входящим, и, кстати говоря, английский дипломат Р. Ченслер (?), говоря о невероятной выносливости русских и их способности переносить тяготы военного времени, писал, что «никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более, чем на ярд». И далее он, обращаясь к своим читателям, спрашивал: «Много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы месяц».
И выбор времени оказался верным. Ливонцы, как и год назад, несмотря на неизбежность русского ответа на осенний контрудар Кеттлера, оказались неготовы к отпору, поскольку собрать распущенные по завершению осенней кампании отряды наемников быстро оказалось невозможным, а имевшихся в распоряжении Кеттлера крайне немногочисленных сил, разбросанных по отдельным замкам и городкам и отделенных друг от друга, как доносили датские дипломаты своему королю, 10, 20, 30 и 40 милями сил оказалось недостаточно для того, чтобы противостоять наводнившим орденские и архиепископа Рижского земли русским и татарским отрядам.
Но вернемся к самому походу и его истории. Передовые отряды рати С.И. Микулинского перешли рубежи, отделявшие занятые русскими владения дерптского епископа от земель Ордена и рижского архиепископа, 15-16 января 1559 г., а 17-го числа в движение пришли главные силы «wütenden Horde». Вторжение началось.
Дальнейший ход событий можно проследить, взяв за основу переписку должностных лиц Ордена, письма датских послов, направлявшихся в Москву и застигнутых набегом в Ливонии, а также «рапорт»-отписку, отправленный воеводами царю по возвращению из похода. Анализ этих источников рисует следующую картину событий. Наступление шло широким фронтом – выше уже отмечалось, что, согласно ливонским источникам, русские перешли границу 7-ю колоннами. Главные силы (согласно показаниям взятых в плен одного bawren и двух рядовых русских ратников, 18 тыс. при 4-х stucke kleinss geschutzes) двинулись вдоль левого берега реки Аа (нынешняя Гауя) по хорошо известному царским воеводам т.н. Гауйскому коридору (по крайней мере, до Вендена, поскольку именно здесь русские купцы должны были выгружать свои товары, а далее русских должны были вести взятые им прежде пленники-проводники) в юго-западном направлении на Ригу. Другая часть русского войска (Передовой полк, по показаниям пленных – 7 тыс. с 4-мя фальконетами) вторгся в орденские земли восточнее, со стороны Нойгаузена, и начал продвигаться в южном направлении к Мариенбургу (совр. Ауксте) и далее к Шваненбургу (совр. Гулбене). Cо стороны Изборска тремя днями после Передового полка в орденские владения вступил еще один 7-тыс. (по показаниям пленных) русский отряд, также двинувшийся к Шваненбургу.
Судя по орденской переписке, образ действий русских мало чем отличался от классического описания зимнего татарского набега, который дал француз Г.Л. де Боплан. Держа главные силы в кулаке и медленно продвигаясь к намеченным целям, воеводы после перехода границы «роспустили войну» и отправляя во все стороны небольшие, от 20 до 50, редко до сотни всадников, отряды «в зажитье», разрешили им добывать провиант и фураж, брать пленников, жечь и грабить все и вся без каких-либо ограничений. Не имея, как и в прошлом году, тяжелой артиллерии, русские отнюдь не стремились штурмовать многочисленные орденские замки и укрепленные города на своем пути, что отмечали, к примеру, датские послы в своем письме королю Христиану, ограничиваясь тотальным опустошением их округи. Как писали сами воеводы в своей «отписке», они со своими ратными людьми «шли в Немецкую землю к Алысту немецкому городку и к Голбину и к Чесвину и воевали поперег верстах на семидесяти, инде и на сто… Да шли к Ровному да мимо Кесь, и Кеские места воевали, да к Риге…».
Рижский замок в 1515 г....
От Вендена-Кеси, выполняя царский наказ, русские полки огненным валом («а война их (т.е. царских воевод – Thor) была вдоль к Риге и от Риги к рубежю на штисот верстах, а поперег на полуторехъстеъ, а инде на двусот верстах») покатились по ливонским землям к Риге, куда и вышли к концу января 1559 г. Здесь они продолжали жечь, грабить и убивать три дня, попутно спалили вмерзшие в лед под Динамюнде несколько судов, в т.ч. два больших любекских «купца». Рижане были в панике. Еще при подходе русских они сами сожгли предместье-форштадт, не надеясь его отстоять, да и сами укрепления города были ветхи и слабы, равно как и его гарнизон. Одному Fahne из его состава в количестве 300 архиепископских рыцарей и их слуг удалось во время одной вылазки застичь врасплох русский отряд численностью в 120 всадников, действовавший в одной миле от Риги, и разбить его, но это отнюдь не помешало другим русским отрядам продолжать опустошения.
Разорив окрестности Риги, русские полки повернули на восток, двигаясь «вверх по Двине по обе стороны Двины х Курконосу», при этом отдельные отряды прошлись южнее, достигнув прусской и литовской границ (согласно разрядным записям, царсуие полки «воевали» «за рекою за Двиною курлянские места»). Где-то здесь произошел эпизод, раздутый ливонским хронистом И. Реннером до эпических размеров. В его изложении где-то в Курляндии, возле границы орденских владений с землями Великого княжества Литовского (скорее всего, за Двиной, юго-западнее Риги) группа ландскнехтов, вооруженных мушкетами, отразили несколько атак русских, убив при этом больше сотни нападавших. Когда же придорожный трактир, в котором они были застигнуты, загорелся, то храбрые немцы вышли из него и пали в рукопашной схватке с русскими варварами. Правда, из сохранившихся ливонских документов следует, что хронист несколько преувеличил размеры стычки – на само деле русский разведывательный «загон» захватил врасплох и перебил шедших из Данцига немецких наемников, положив на месте 21 кнехта и 1 взяв в плен.
Собственно говоря, что еще оставалось Реннеру, повествуя о печальной судьбе юго-западной и центральной Ливонии в эти зимние дни? Ведь сейчас, как и в прошлом году, Фюрстенберг, Кеттлер и рижский архиепископ, находившиеся тогда в Риге, ничего не могли противопоставить русским, поскольку (опять же сошлемся на датчан) располагали мизерными силами – 2 сотнями «коней» и немногочисленными кнехтами, стоявшими гарнизонами в отдельных замках. Поэтому они были вынуждены эвакуировать некоторые замки и города, не в силах защитить их, а все их попытки дать отпор безжалостно опустошавшим орденские и архиепископские владения русским свелись к нескольким стычкам (scharmutzell), в которых успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Единственное более или менее крупное столкновение русских и ливонцев имело место в последних числах января под Тирзеном (совр. Тирза), где с ратниками Передового полка столкнулся выступивший из Зессвегена-Чествина (совр. Цесвайне) небольшой отряд орденских рыцарей и кнехтов рижского архиепископа под началом рижского домпробста Ф. Фелькерзама (по сообщению посковского летописца, 400 чел.). Видимо, немцы попытались атаковать рассыпавшие по округе отряды русских и татарских всадников, но из охотников сами стали добычей, попали под удар главных сил В.С. Серебряного и Н.Р. Юрьева и были полностью уничтожены. «И от Чествина пришли немецкие люди на передовой полк, – писали воеводы царю, – и передовым полком побили их на голову и воевод немецких Гедерта и Гануса побили, а третьего Янатува (самого Фелькерзама –? Thor) взяли, печатника арцыбискупова, и всех мызников лутчих взяли живых тритцать четыре человеки». Взятые в плен немецкие рейтары и кнехты, «благородные и неблагородные», вместе с другим такими же пленниками были доставлены в Псков 12 февраля 1559 г., откуда их отправили дальше в Москву. «Помоги им Бог», – восклицал по этому поводу М. Фриснер, сообщивший эту новость герцогу Финляндскому Юхану.
Но снова вернемся к истории похода. Во вздохнувшей с облегчением в начале февраля 1559 г. Риге полагали, что причиной отступления русских от плохо укрепленного города были известия о том, что на помощь магистру и рижскому архиепископу идет герцог Х. фон Мекленбург (да-да-да, тот самый Кристоф, из-за которого вспыхнула пресловутая "война коадъюторов") с 4 тыс. «schwartze Reuther» (на самом деле он пришел с 372 рейтарами). Датские послы могли приписывать спасение Риги себе, поскольку по их ходатайству Иван Грозный решил отозвать свои полки из орденских и архиепископских земель и начать переговоры с ливонцами. Однако, учитывая время, когда была подписана эта грамота, и время ее доставки в Юрьев, можно с уверенностью утверждать, что это явно не заслуга датчан – русский царь решил, что должный урок ливонцам был преподан, дело сделано, и можно предложить неприятелю переговоры. Так или иначе, но с отходом от Риги война не закончилась – как уже было отмечено выше, царское войско повернуло домой другим маршрутом, подвергнув опустошению земли в Подвинье и 17 февраля вышли к Опочке и Вышгороду на Псковщине «дал Бог, здорово», «а пленоу безчислено множество выведоша».
В своей «отписке» воеводы похвалялись, что они не только опустошили все неприятельские земли между реками Аа, Эвст (совр. Айвиексте) и Западная Двина, но и сожгли 11 немецких «городков», которые «покинули немцы да выбежали», из брошенных «городков» «наряд и колоколы и иной всякой скарб вывезли, а городки пусты пометали, потому что не с рубежа». Список взятых городов и замков выглядит внушительно и наглядно показывает маршрут, по которому прошлись русские войска – Миклин, Рекот (Трикатен, совр. Триката), Пиболда (Пебалг, совр. Вецпиебалга), Зербин (Зербен, совр. Дзербене), Скуян (Шуен, совр. Скуене), Ерль (Эрлаа, совр. Эргли), Радопожь (Роденпойс, совр. Ропажи), Нитоур (Нитау, совр. Нитауре), Сундеж (Сунцел, совр. Сунтажи), Малополсь (Лембург, совр. Малпилс), Новый городок (Нойенбург, совр. Яунпилс - ?). Успешные действия воевод и их ратников были отмечены Иваном Грозным, который «к воеводам послал с жалованием».
Вот с таким жалованием...
Флетчер, который Джильс: "Тому, кто отличится храбростью перед другими или окажет какую-либо особенную услугу, царь посылает золотой, с изображением св. Георгия на коне, который носят на рукавах или шапке, и это почитается самой большой почестью, какую только можно получить за какую бы то ни было услугу".
А теперь подведем общий итог этого похода. Как справедливо отмечал А.И. Филюшкин, зимняя кампания 1559 г., как и предыдущая такая же годом ранее, «не имела своей целью захват и освоение территории, но запугивание населения, уничтожение военной силы и экономических центров, нарушение работы местной администрации и общее опустошение и разорение». И в эту задачу русский царь решил. Теперь, по прошествии года войны, на территории Ливонской конфедерации почти не осталось земель, так или иначе не затронутых боевыми действиями. И, что самое печальное, ливонцы осознали, что сами они не в состоянии отразить широкомасштабную агрессию Москвы. Противопоставить что-либо разнозначное этим подлинным нашествиям ни Орден, ни рижский архиепископ, ни прочие местные владетели не могли, и осознание своего бессилия толкнуло их в объятья Литвы, Дании и Швеции. И выходит¸ что, одержав убедительную военную победу, Иван Грозный потерпел дипломатическую неудачу – новая успешная военная демонстрация не достигла своей главной политической цели. Война продолжалась, и по мере ее затягивания ситуация будет все более и более осложняться...
Еще до завершения осенней кампании 1558 г. по просьбе датских послов Иван Грозный согласился еще раз предложить ливонцам разрешить кризис миром и отправил грамоту в Юрьев (Дерпт) к тамошнему русскому наместнику воеводе князю Д.И. Курлятеву. В ней он «велел послати от собя к маистру, чтобы государю царю бил челом и исправился во всем, а кровь бы християнская неповинная в том не розлилася». Однако магистр ответа не дал, и тогда Иван отправил магистру вторую грамоту, в которой заявил, что ливонцы сами во всем виноваты, не исполнили ни единого своего обещания, все время лгут и «воруют», и теперь он, русский царь, намерен «искать с них за неправды и за нарушение крестного целования, сколько ему Бог поможет». Виновниками же пролития крови, писал царь, будет не он, а «лутчие» «ливонские люди». Стать же оружием царского гнева должна была рать князя С.И. Микулинского со товарищи, собиравшаяся во Пскове и других близлежащих городах.
Перед ратью царь поставил задачу «ити воиною к Риге» и «велел им государь воевати дороги и, где маистр их встретить, велел дело свое земское с ним делати, сколко им милосердый Бог помочи подаст». Как видно из царского наказа, Микулинский и его ратники должны были повторить успех предыдущего зимнего вторжения, но на этот раз опустошить владения Ордена и рижского архиепископа, которые в прошлый раз были опалены войной лишь отчасти, краем. И, надо полагать, Иван и его советники полагали, что новая наглядная демонстрация мощи и величия русского оружия (с одновременной не менее наглядной демонстрацией бессилия и немощи Ордена – времена Плеттенберга давно миновали) ускорит согласие магистра и прочих «лутчих» «ливонских людей» принять мир на его, ивановых условиях.
Оригинальный портрет Кеттлера...
В соответствии с поставленной задачей было и войско, собравшееся к концу 1558 г. на границе. Под началом 10 полковых воевод в пяти полках «ходили» 47 сотенных голов, а также 5 городовых воевод со своими людьми (согласно показаниям взятых ливонцами пленников, каждый русский ратник имел по две лошади и был хорошо экипирован), татары, «люди казанские горные и луговые», «темниковские и цненские люди», «люди кадомские» (надо полагать, что мордвины и черемисы выступили в поход на «ртах» – зима,как-никак, а лыжники зимой очень пригодятся) и небольшой наряд. Кстати, этот наряд был «лехким», что подчеркивают источники с «той» стороны. Датские послы в письме своему королю 19 февраля 1559 г. сообщали, к примеру, что русские в ходе своего рейда не взяли ни одной крепости, поскольку не имели никаких орудий (geschutz), и в орденской переписке также подчеркивается, что у русских нет настоящих пушек (geschutz), а есть лишь kleine stuklein felttgeschutz или Falcкenetell. И еще одна деталь, касающаяся «наряда» – взятые русскими воеводами в поход легкие пушки были установлены на салазках. Кроме того, Микулинский имел еще и конных и пеших стрелков-«hakenschutzenn» (из протоколов допросов ливонцами взятых в стычках пленных следует, что в Передовом полку было 600 конных hakenschutzenn, а в Большом полку – целая тысяча, надо полагать, конных или посаженных на сани для большей подвижности)
По опыту аналогичных зимних походов можно предположить, что под началом князя Микулинского со товарищи было до 15 тыс. «сабель» и «пищалей», а вместе с обозниками-кошевыми (с «лехким кошем с ествою» и «с юки») – и все 20 тыс. И хотя это не 130-тыс. «wütenden Horde» Хеннинга и не 50 тыс., сказанных на допросе неким слугой boyarenn’a Federin’а, тем не менее, 20-тыс. рать по тем временам, особенно по ливонским меркам, представляла более чем серьезный «ultima ratio regis», вполне достаточный для того, чтобы вразумить «ливонских немцев».
Кстати, численность русского войска позволяет понять, почему оно предприняло наступление 7-ю колоннами. При конном войске в 18-20 тыс. чел. должно было быть не меньше 40 тыс. лошадей, а то и больше, а обеспечить 40-50 тыс. лошадей фуражом даже в достаточно густонаселенной Ливонии было бы весьма проблематично, если бы такое войско двигалось по 1-й – 2-м дорогам, не говоря уже о том, что широкий фронт наступления позволяя подвергнуть опустошению значительную по площади территорию, способствовав тем самым не только дальнейшему падению военного потенциала как Ордена, так и рижского архиепископства, но и давал возможность детям боярским и татарам поживиться за счет захвата полона и «животов», а этот мотив был отнюдь не последним в их мотивации на участие в войне. Успешные, добычливые походы способствовали поднятию морального духа и еще большему рвению на службе государю. Напротив, неудачи, малая добыча или, паче того, потери, вели к снижению заинтересованности царских ратников в дальнейшем участии в боевых действиях, и, как следствие, падению боеспособности поместной конницы.
Несколько слов о времени самого похода. А.Л. Хорошкевич писал, что «военная тактика России на западе исходила из традиций антиордынских и антиказанских походов, совершавшихся исключительно в летнее время». Ниже, правда, она оговорилась, что бывали и исключения, например лыжный поход князя С. Курбского за Урал в 1499 г., однако, если проанализировать разрядные записи, то нетрудно заметить, что зимние кампании для русских отнюдь не были в новинку. Лишь несколько примеров. Еще отец Ивана Грозного Василий III зимой 1512/1513 г. предпринял грандиозную военную экспедицию против Смоленска. Зимой 1534/1535 г. русская рать предприняла опустошительный поход в пределы Великого княжества Литовского, сам Иван Грозный дважды ходил на Казань зимой, прежде чем взял ее осенью 1552 г., и, наконец, походу князя Микулинского предшествовал опустошительный набег русских и татар на Ливонию зимой 1558 г. Так что зимние походы для русских и татар вовсе не были нечто из ряда вон входящим, и, кстати говоря, английский дипломат Р. Ченслер (?), говоря о невероятной выносливости русских и их способности переносить тяготы военного времени, писал, что «никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более, чем на ярд». И далее он, обращаясь к своим читателям, спрашивал: «Много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы месяц».
И выбор времени оказался верным. Ливонцы, как и год назад, несмотря на неизбежность русского ответа на осенний контрудар Кеттлера, оказались неготовы к отпору, поскольку собрать распущенные по завершению осенней кампании отряды наемников быстро оказалось невозможным, а имевшихся в распоряжении Кеттлера крайне немногочисленных сил, разбросанных по отдельным замкам и городкам и отделенных друг от друга, как доносили датские дипломаты своему королю, 10, 20, 30 и 40 милями сил оказалось недостаточно для того, чтобы противостоять наводнившим орденские и архиепископа Рижского земли русским и татарским отрядам.
Но вернемся к самому походу и его истории. Передовые отряды рати С.И. Микулинского перешли рубежи, отделявшие занятые русскими владения дерптского епископа от земель Ордена и рижского архиепископа, 15-16 января 1559 г., а 17-го числа в движение пришли главные силы «wütenden Horde». Вторжение началось.
Дальнейший ход событий можно проследить, взяв за основу переписку должностных лиц Ордена, письма датских послов, направлявшихся в Москву и застигнутых набегом в Ливонии, а также «рапорт»-отписку, отправленный воеводами царю по возвращению из похода. Анализ этих источников рисует следующую картину событий. Наступление шло широким фронтом – выше уже отмечалось, что, согласно ливонским источникам, русские перешли границу 7-ю колоннами. Главные силы (согласно показаниям взятых в плен одного bawren и двух рядовых русских ратников, 18 тыс. при 4-х stucke kleinss geschutzes) двинулись вдоль левого берега реки Аа (нынешняя Гауя) по хорошо известному царским воеводам т.н. Гауйскому коридору (по крайней мере, до Вендена, поскольку именно здесь русские купцы должны были выгружать свои товары, а далее русских должны были вести взятые им прежде пленники-проводники) в юго-западном направлении на Ригу. Другая часть русского войска (Передовой полк, по показаниям пленных – 7 тыс. с 4-мя фальконетами) вторгся в орденские земли восточнее, со стороны Нойгаузена, и начал продвигаться в южном направлении к Мариенбургу (совр. Ауксте) и далее к Шваненбургу (совр. Гулбене). Cо стороны Изборска тремя днями после Передового полка в орденские владения вступил еще один 7-тыс. (по показаниям пленных) русский отряд, также двинувшийся к Шваненбургу.
Судя по орденской переписке, образ действий русских мало чем отличался от классического описания зимнего татарского набега, который дал француз Г.Л. де Боплан. Держа главные силы в кулаке и медленно продвигаясь к намеченным целям, воеводы после перехода границы «роспустили войну» и отправляя во все стороны небольшие, от 20 до 50, редко до сотни всадников, отряды «в зажитье», разрешили им добывать провиант и фураж, брать пленников, жечь и грабить все и вся без каких-либо ограничений. Не имея, как и в прошлом году, тяжелой артиллерии, русские отнюдь не стремились штурмовать многочисленные орденские замки и укрепленные города на своем пути, что отмечали, к примеру, датские послы в своем письме королю Христиану, ограничиваясь тотальным опустошением их округи. Как писали сами воеводы в своей «отписке», они со своими ратными людьми «шли в Немецкую землю к Алысту немецкому городку и к Голбину и к Чесвину и воевали поперег верстах на семидесяти, инде и на сто… Да шли к Ровному да мимо Кесь, и Кеские места воевали, да к Риге…».
Рижский замок в 1515 г....
От Вендена-Кеси, выполняя царский наказ, русские полки огненным валом («а война их (т.е. царских воевод – Thor) была вдоль к Риге и от Риги к рубежю на штисот верстах, а поперег на полуторехъстеъ, а инде на двусот верстах») покатились по ливонским землям к Риге, куда и вышли к концу января 1559 г. Здесь они продолжали жечь, грабить и убивать три дня, попутно спалили вмерзшие в лед под Динамюнде несколько судов, в т.ч. два больших любекских «купца». Рижане были в панике. Еще при подходе русских они сами сожгли предместье-форштадт, не надеясь его отстоять, да и сами укрепления города были ветхи и слабы, равно как и его гарнизон. Одному Fahne из его состава в количестве 300 архиепископских рыцарей и их слуг удалось во время одной вылазки застичь врасплох русский отряд численностью в 120 всадников, действовавший в одной миле от Риги, и разбить его, но это отнюдь не помешало другим русским отрядам продолжать опустошения.
Разорив окрестности Риги, русские полки повернули на восток, двигаясь «вверх по Двине по обе стороны Двины х Курконосу», при этом отдельные отряды прошлись южнее, достигнув прусской и литовской границ (согласно разрядным записям, царсуие полки «воевали» «за рекою за Двиною курлянские места»). Где-то здесь произошел эпизод, раздутый ливонским хронистом И. Реннером до эпических размеров. В его изложении где-то в Курляндии, возле границы орденских владений с землями Великого княжества Литовского (скорее всего, за Двиной, юго-западнее Риги) группа ландскнехтов, вооруженных мушкетами, отразили несколько атак русских, убив при этом больше сотни нападавших. Когда же придорожный трактир, в котором они были застигнуты, загорелся, то храбрые немцы вышли из него и пали в рукопашной схватке с русскими варварами. Правда, из сохранившихся ливонских документов следует, что хронист несколько преувеличил размеры стычки – на само деле русский разведывательный «загон» захватил врасплох и перебил шедших из Данцига немецких наемников, положив на месте 21 кнехта и 1 взяв в плен.
Собственно говоря, что еще оставалось Реннеру, повествуя о печальной судьбе юго-западной и центральной Ливонии в эти зимние дни? Ведь сейчас, как и в прошлом году, Фюрстенберг, Кеттлер и рижский архиепископ, находившиеся тогда в Риге, ничего не могли противопоставить русским, поскольку (опять же сошлемся на датчан) располагали мизерными силами – 2 сотнями «коней» и немногочисленными кнехтами, стоявшими гарнизонами в отдельных замках. Поэтому они были вынуждены эвакуировать некоторые замки и города, не в силах защитить их, а все их попытки дать отпор безжалостно опустошавшим орденские и архиепископские владения русским свелись к нескольким стычкам (scharmutzell), в которых успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Единственное более или менее крупное столкновение русских и ливонцев имело место в последних числах января под Тирзеном (совр. Тирза), где с ратниками Передового полка столкнулся выступивший из Зессвегена-Чествина (совр. Цесвайне) небольшой отряд орденских рыцарей и кнехтов рижского архиепископа под началом рижского домпробста Ф. Фелькерзама (по сообщению посковского летописца, 400 чел.). Видимо, немцы попытались атаковать рассыпавшие по округе отряды русских и татарских всадников, но из охотников сами стали добычей, попали под удар главных сил В.С. Серебряного и Н.Р. Юрьева и были полностью уничтожены. «И от Чествина пришли немецкие люди на передовой полк, – писали воеводы царю, – и передовым полком побили их на голову и воевод немецких Гедерта и Гануса побили, а третьего Янатува (самого Фелькерзама –? Thor) взяли, печатника арцыбискупова, и всех мызников лутчих взяли живых тритцать четыре человеки». Взятые в плен немецкие рейтары и кнехты, «благородные и неблагородные», вместе с другим такими же пленниками были доставлены в Псков 12 февраля 1559 г., откуда их отправили дальше в Москву. «Помоги им Бог», – восклицал по этому поводу М. Фриснер, сообщивший эту новость герцогу Финляндскому Юхану.
Но снова вернемся к истории похода. Во вздохнувшей с облегчением в начале февраля 1559 г. Риге полагали, что причиной отступления русских от плохо укрепленного города были известия о том, что на помощь магистру и рижскому архиепископу идет герцог Х. фон Мекленбург (да-да-да, тот самый Кристоф, из-за которого вспыхнула пресловутая "война коадъюторов") с 4 тыс. «schwartze Reuther» (на самом деле он пришел с 372 рейтарами). Датские послы могли приписывать спасение Риги себе, поскольку по их ходатайству Иван Грозный решил отозвать свои полки из орденских и архиепископских земель и начать переговоры с ливонцами. Однако, учитывая время, когда была подписана эта грамота, и время ее доставки в Юрьев, можно с уверенностью утверждать, что это явно не заслуга датчан – русский царь решил, что должный урок ливонцам был преподан, дело сделано, и можно предложить неприятелю переговоры. Так или иначе, но с отходом от Риги война не закончилась – как уже было отмечено выше, царское войско повернуло домой другим маршрутом, подвергнув опустошению земли в Подвинье и 17 февраля вышли к Опочке и Вышгороду на Псковщине «дал Бог, здорово», «а пленоу безчислено множество выведоша».
В своей «отписке» воеводы похвалялись, что они не только опустошили все неприятельские земли между реками Аа, Эвст (совр. Айвиексте) и Западная Двина, но и сожгли 11 немецких «городков», которые «покинули немцы да выбежали», из брошенных «городков» «наряд и колоколы и иной всякой скарб вывезли, а городки пусты пометали, потому что не с рубежа». Список взятых городов и замков выглядит внушительно и наглядно показывает маршрут, по которому прошлись русские войска – Миклин, Рекот (Трикатен, совр. Триката), Пиболда (Пебалг, совр. Вецпиебалга), Зербин (Зербен, совр. Дзербене), Скуян (Шуен, совр. Скуене), Ерль (Эрлаа, совр. Эргли), Радопожь (Роденпойс, совр. Ропажи), Нитоур (Нитау, совр. Нитауре), Сундеж (Сунцел, совр. Сунтажи), Малополсь (Лембург, совр. Малпилс), Новый городок (Нойенбург, совр. Яунпилс - ?). Успешные действия воевод и их ратников были отмечены Иваном Грозным, который «к воеводам послал с жалованием».
Вот с таким жалованием...
Флетчер, который Джильс: "Тому, кто отличится храбростью перед другими или окажет какую-либо особенную услугу, царь посылает золотой, с изображением св. Георгия на коне, который носят на рукавах или шапке, и это почитается самой большой почестью, какую только можно получить за какую бы то ни было услугу".
А теперь подведем общий итог этого похода. Как справедливо отмечал А.И. Филюшкин, зимняя кампания 1559 г., как и предыдущая такая же годом ранее, «не имела своей целью захват и освоение территории, но запугивание населения, уничтожение военной силы и экономических центров, нарушение работы местной администрации и общее опустошение и разорение». И в эту задачу русский царь решил. Теперь, по прошествии года войны, на территории Ливонской конфедерации почти не осталось земель, так или иначе не затронутых боевыми действиями. И, что самое печальное, ливонцы осознали, что сами они не в состоянии отразить широкомасштабную агрессию Москвы. Противопоставить что-либо разнозначное этим подлинным нашествиям ни Орден, ни рижский архиепископ, ни прочие местные владетели не могли, и осознание своего бессилия толкнуло их в объятья Литвы, Дании и Швеции. И выходит¸ что, одержав убедительную военную победу, Иван Грозный потерпел дипломатическую неудачу – новая успешная военная демонстрация не достигла своей главной политической цели. Война продолжалась, и по мере ее затягивания ситуация будет все более и более осложняться...
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →