Войну начать легко, но сложно ее закончить. И, запустив военную машину, можно и не надеяться на то, что она остановится там, где предполагалось в самом начале. Так и с Ливонской войной. Вряд ли Иван и его бояре, отправляя князя Глинского и "царя" Шигалея в набег, думали, к каким последствиям приведет потом этот шаг. Но он, этот шаг был сделан, и дальше событий покатились своим чередом, все меньше и меньше подчиняясь тем, кто принял в них участие. Одним словом, человек предполагает, а Бог располагает...
Итак, послав рать опустошать ливонские земли, Иван надеялся, что его намек будет понят правильно. Так и случилось – уже 1 марта Фюрстенберг отписал Шигалею, чтобы тот «царю и государю печаловал, чтобы пожаловал, опасную грамоту дал и велел послом к собе бытии бити челом за свои вины и дань привести». Естественно, что Иван Грозный, довольный реакцией магистра на совершенное ратью Глинского и Шигалея «вразумление», дал грамоту и свое согласие. 13 марта в Вольмаре открылся ливонский ландтаг. Главный вопрос, который обсуждали съехавшиеся на него депутаты от Ордена и ливонских городов, заключался в том, что делать в сложившейся ситуации. Фюрстенберг ратовал за войну с московитами, доказывая собравшимся, что только успешно отразив вторжение русских, можно рассчитывать на удовлетворительные условия мира с Москвой. Однако рижские, дерптские и ревельские депутаты ландтага не разделяли воинственных настроений магистра. По их мнению, война, исход которой вовсе не определен (дерптцы указывали на пример Густава Васы, который был разбит русскими, хотя он, несомненно был сильнее, чем вся Ливонская конфедерация), обойдется Ливонии слишком дорого. Потому, полагали добропорядочные бюргеры, лучше откупиться от Москвы, заплатив требуемую Иваном сумму (поторговавшись для приличия относительно ее размера – а вдруг удастся снизить размеры выплат). В конце концов собравшиеся порешили на том, что московиту нужно заплатить 60 тыс. талеров и отправить новое посольство. Надо полагать, что процесс принятия ландтагом решения был серьезно ускорен новым вторжением русских войск «с Ызборьска…, да с Вышегорода…, да с Красного городка» под началом князя Г.И. Темкина-Ростовского со товарищи и примерно с 600-ми или несколько больше всадниками. 19 марта царские воеводы перешли границу и в течение четырех дней опустошали владения Ордена и рижского архиепископа, разгромив попутно небольшой орденский отряд.
Г. Кеттлер, будущий герой нашего повествования...
Пока на ландтаге добрые немцы судили и рядили, что им ответить на требования московита, пока собирали по разнарядке деньги на выплату пресловутой «юрьевской дани», пока снаряжали в путь-дорогу посольство, события развивались своим чередом, и совсем не так, как рассчитывали ливонские ландсгерры и бюргеры. Когда посольство прибыло в Москву, было уже слишком поздно – ситуация коренным образом переменилась, и от имени царя послам было заявлено, что де «верити у них нечему: на чом правду дают, в том в всем лжут», почему ежели «похочет маистр, и он бы был сам, да и бискуп, сами за свои вины били челом и дань положили на всю свою землю…».
Что же произошло, почему Иван отказался вести переговоры с ливонскими послами дальше и почему Б. Рюссов восклицал потом, что де «тогда ливонцы начали жалеть, что так долго промедлили с деньгами. Но тогда уже нечего было делать»? А поворот этот был связан с событиями, разыгравшимися весной 1558 г. вокруг Нарвы – орденского города и замка на берегу Наровы, напротив возведенной Иваном III крепости Ивангорода. Заложенный датчанами в XIII в. и проданный ими спустя сто лет Ордену, Нарва была его форпостом на границе сперва с Новгородской землей, а потом и с Русским государством. Его пограничное положение диктовало и особое отношение к Нарве с обеих сторон – как-никак, но город являлся своеобразными воротами, обладание которыми открывало дорогу на Ревель и на Дерпт, не считая того, что хозяин Нарвы контролировал и водный маршрут по реке Нарове, недалеко от места впадения которой в Финский залив и находился сам город. Понятно, что в Москве рассматривали Нарву как одну из первостепенных целей в случае возобновления боевых действий между Ливонской конфедерацией и Русским государством.
Нарвским вопросом заинтересовалось, судя по всему, еще правительство Елены Глинской. Во всяком случае, весной 1536 г. (видимо, в рамках большого строительства, в ходе которого был возведен или реконструирован целый ряд городов и крепостей по всей России) в устье Наровы была начата постройкой небольшая крепость. Зачем – ответ на этот вопрос был очевиден – строительство было затеяно с тем, чтобы контролировать вход-выход торговых судов из Наровы в Финский залив. Следующий шаг был сделан спустя два десятка лет. В апреле 1557 г. Иван IV и Боярская дума приняли решение в дополнение к этой крепости «на Нерове, ниже Иваня города на устье на морском город поставити для корабленого пристанища», одновременно приказав, чтобы «в Новегороде, и во Пскове и на Иване городе, чтобы нихто в Немцы не ездил ни с каким товаром». Разрядная книга уточнила потом эти сведения – город и пристань ставились в десяти верстах от Ивангорода «на море для бусного приходу заморских людей». Замысел этой новой стройки, завершенной спустя несколько месяцев, более чем прозрачен – перенацелить торговые потоки с Нарвы на русский город, «пристань для корабленого пристанища».
Вне всякого сомнения, эти действия Ивана были восприняты Орденом, не говоря уже о нарвитянах, привыкших богатеть на посредничестве, как очередной недружелюбный шаг со стороны московита. И, естественно, напряженность в окрестностях Нарвы должна была только возрасти, в особенности в конце 1557 г., когда военные приготовления русского царя стали более чем очевидны. Ружье, висящее на стене, рано или поздно должно было выстрелить, и оно выстрелило. Отправив Глинского и Шигалея опустошать земли дерптского епископа, Иван наказал окольничему князю Д.С. Шестунову (который полгода назад охранял строительство крепости в устье Наровы), со своими людьми из гарнизона Ивангорода и «охочими торонщики» осуществить набег на орденские земли к северу от Чудского озера. Исполняя царский наказ, в январе 1558 г. князь под занавес своего пребывания в Ивангороде «все те (нарвские – В.П.) места повоевал и повыжег». В ответ нарвский фогт Э. фон Шнелленберг приказал обстрелять ивангородский посад. Бургомистр Нарвы и нарвские ратманы запросили тем временем, пока дорога была свободна от русских, в Ревеле помощи, и получили ее. Ревельские ратманы отдали приказ тамошнему гауптману Вольфу Вигелю фон Штрассбургу с 60-ю аркебузирами-hakenschutten выступать на помощь нарвитянам, сопровождая затребованные пушки и порох.
Ивангородские воеводы князь Г.А. Куракин, И.А. Бутурлин и П.П. Заболоцкий, памятуя о том, что между магистром и Москвой идет переписка относительно продолжения переговоров о заключении нового соглашения, запросили царского мнения относительно того, что им делать в создавшейся ситуации. Долго ждать ответа не пришлось – отправив князя Г.И. Темкина-Ростовского со товарищи опустошать юго-восточную Ливонию, Иван послал дворцового дьяка Шестака Воронина, участника казанских походов и артиллерийского эксперта в Ивангород с разрешением отвечать неприятелю «изо всего наряду».
Последствия не заставили себя долго ждать. 20 марта 1558 г. ревельский комтур Франц фон Зигенхофен отписывал из Везенберга в Ревель тамошним ратманам и бургомистру, что русские возвели на подступах к Нарве три шанца и подвергли город и замок обстрелу, после чего 17 марта нарвитяне запросили перемирия. Ивангородские воеводы согласились на две недели прервать обстрел. Однако не прошло и нескольких дней, как ситуация вокруг Нарвы снова резко обострилась. Кто в этом виноват – сегодня уже разобраться решительно невозможно. Обе стороны, как это водится, обвиняли друг друга в нарушении заключенного ранее перемирия. Однако Иван Грозный, терпение которого иссякало, в ответ на очередную воеводскую отписку, что де ругодивцы «через опасную грамоту стреляют и роздор делают, а сами сроку упросили на две недели, а всю две недели из наряду стреляют и людей убивают», приказал воеводам «стреляти изо всего наряду по Ругодиву». Получив разрешение (а тут еще как раз истек срок прекращения огня), воеводы 1 апреля 1558 г. возобновили обстрел Нарвы. «И стреляли неделю (согласно ливонскому хронисту Й. Реннеру – 9 дней) изо всего наряду, – пересказывал потом летописец воеводскую «отписку», – ис прямого бою из верхнево каменными ядры и вогнеными, и нужу им (нарвитянам – Thor) учинили великую и людей побили многых».
Московитская артиллерия...
Своего апогея бомбардировка достигла в канун Пасхи, (пришедшейся в 1558 г. на 10 апреля). Реннер писал, что 7 и 8 апреля, на Нарву упало по 300 grote kugeln. Русские блокировали город с моря (надо полагать, что именно тогда пригодились крепости, возведенные ранее на выходе из Наровы в Финский залив), постоянно совершали вылазки на левый, «немецкий» берег реки, опустошая окрестности города. Население и гарнизон Нарвы начал испытывать нехватку провианта, а доставить необходимые припасы было неоткуда и не на что – нарвская казна была пуста, и даже наемным кнехтам и рейтарам платить было нечем. Помощи же от магистра, продолжавшего уговаривать «лутчих ливонских людей» решиться на войну с московитом, и Ревеля все не было и не было. И тогда в «Великую субботу (9 апреля – Thor) выехали к ним (ивангородским воеводам – Thor) ругодивские посадники (бургомистр И. Крумгаузен и ратманы – Thor) и били челом воеводам, чтоб им государь милость показал, вины им отдал и взял в свое имя», а «за князьца (т.е. за Шнелленберга – Thor) оне не стоят, воровал к своей голове, а от маистра они и ото всей земли Ливоньской отстали». Промосковская «партия» в нарвском рате победила, и по ее настоянию было решено отправить в Москву посольство обговаривать условия перехода Нарвы в русское подданство.
Пока нарвское посольство во главе с главным московским доброхотом в Нарве И. Крумгаузеном было в пути, Иван Грозный, узнав о намерении нарвитян перейти в его подданство, отправил в Ивангород воевод боярина А.Д. Басманова и Д.Ф. Адашева. Кстати, о Крумгаузене. Нарвский первый бургомистр, оказывается (кто бы мог подумать?), состоял в переписке с небезызвестным протопопом Сильвестром и его сыном Анфимом, государевым дьяком. Последние, совмещая приятное с полезным, активно занимались торговой деятельностью, в т.ч. и с Нарвой. И сам нарвский бургомистр незадолго до начала конфликта при посредстве Сильвестра «пробил» в Москве некие торговые привилегии лично для себя. Возвращаясь же к миссии Басманова и Адашева, отметим, что они получили царский наказ «быти в Ругодивех, а солжут (нарвитяне – Thor), и им (воеводам – Thor) велел делом своим и земским промышляти, сколько милосердый Бог поможет». И для того, чтобы удостовериться в честности нарвитян и их неполживости, воеводам были подчинены «дети боарские ноугородцы Вотцкие пятины» и 500 стрельцов под началом голов А. Кашкарова и Т. Тетерина. Всего у них было до 1,5 тыс. «сабель» и «пищалей», а с приданными подкреплениями из Гдова, Ивангорода и того самого Неровского городка – не больше 2-2,5 тыс. ратных людей. С таким числом бойцов взять Нарву штурмом вряд ли было возможным, и, похоже, что воеводы действительно должны были проконтролировать процесс перехода Нарвы под государеву руку, защитив ее от возможной попытки магистра отстоять свои права на город (ну и заодно припугнуть противников Крумгаузена и его сторонников внутри Нарвы).
Увы, все получилось не так, как рассчитывали в Москве. Пока Крумгаузен неспешно на перекладных ехал в московитскую столицу, в Нарве произошел мини-переворот, и верх в городском рате взяли противники ориентации на Москву. Басманову и Адашеву очень скоро пришлось в этом убедиться. Прибыв на место, они сперва отправили в Нарву «сказати государьское жалованье», однако «ругодивцы», придя в себя после памятной пасхальной бомбардировки, «солгали», ответив русским воеводам, что они де не посылали своих послов к русскому государя с тем, чтобы «от маистра отстати». Оказывается, магистр откликнулся, наконец, на очередной призыв о помощи. Феллинский комтур Г. Кеттлер сумел собрать под своим началом небольшую рать (согласно данным с «той» стороны – около 800 чел., в т.ч. 500 конных) и с этими силами 20 апреля он подступил к Нарве, разбив лагерь в 4-х милях от города. Получив весть об этом, «ругодивцы промеж собою и крест целовали, что им царю и великому князю не здатца…».
Убедившись в том, что «ругодивцы» «солгали», Басманов и Адашев решили «додавить» непонятливых бюргеров. Переправив часть своих сил на левый берег Наровы, они полностью окружили и блокировали город, не пропуская в него обозы с провиантом. Запаниковавшие нарвские ратманы 27 апреля отписали в Ревель, что из-за неприятельской блокады городу угрожает голод. Опасаясь, что безвыходное положение вынудит нарвитян снова переменить свое мнение, Кеттлер решил попытаться провести в город подкрепление и обоз. В ночь на 1 мая 1558 г. отряд рижских и ревельских кнехтов во главе со своими гауптманами В. фон Зингехофом и В. фон Штрассбургом в сопровождении полусотни всадников попытались пройти в Нарву, но по дороге был обнаружен русскими заставами и атакован. С боем кнехты, потеряв 40 человек убитыми, ранеными и пленными, прорвались в Нарву, но обоз были вынуждены бросить. Эта неудача имела роковые последствия, тем более что ее эффект был усилен поражением, которое потерпело наутро конное ополчение Кеттлера. Но это стало очевидно спустя несколько дней, а пока ободренные полученной помощью, нарвские бюргеры и гарнизон окончательно решили отказаться от прежних договоренностей. Обстрел Ивангорода из нарвской артиллерии был возобновлен, русские не замедлили ответить, и, в конце концов, 11 мая в Нарве вспыхнуло несколько сильных пожаров. Как потом рассказывали бежавшие из Нарвы бюргеры и кнехты, заметив огонь и замешательство в городе, русские усилили обстрел города, а затем «переправились на лодках и плотах, подобно рою пчел, на другую сторону, взобрались на стены и, так как нельзя же было в одно и тоже время и пожар тушить и врага отражать, то жители и убежали в замок, а город предоставили неприятелю».
Штурм Нарвы шведами в 1580 г.Фрагмент надгробия П. Делагарди из собора Девы Марии в Таллине...
Вот лучше изображения Нарвы того времени не нашел, увы...
Потушив занявшиеся было в нарвском посаде пожары, русские стрельцы и дети боярские начали готовиться к штурму нарвского замка, где засели остатки гарнизона и те из жителей города, которые успели укрыться в нем (остальным пришлось сидеть в замковом рву и дожидаться решения своей участи). Под аккомпанемент артиллерийской канонады (с русской стороны – замковая артиллерия Нарвы молчала) ратманы и гауптманы ландскнехтов собрались на совет. Оказалось, что замок совершенно не готов к долгой обороне – запасов в цитадели было всего ничего (три бочки-tonnen пива, немного ржаной муки и хлеба, лишь сала и масла было в достатке), совсем мало свинца и пороху оставалось всего на полчаса стрельбы. И когда вечером 11 мая к воротам Вышгорода снова подошел нарвский бюргер Бартольд Вестерманн, выступавший посредником в переговорах между русские воеводами и запершимися в цитадели гарнизоном, и предложил капитулировать, на этот раз «прислали немцы бити челом, чтобы воеводы пожаловали их, князьца выпустили и с прибылными людми».
После кратких переговоров соглашение было достигнуто. И снова дадим слово летописцу – по его словам, царские «воеводы князьца и немец выпустили, а Вышегород и Ругодив Божиим милосердием и царя и великого князя государя нашего у Бога прошением и правдою его взяли, и с всем нарядом и с пушками и с пищальми и з животы с немецкыми (согласно Лебедевской летописи, в Нарве было взято «пушек болших и менших 230», Реннер же, напротив, уполовинивает эту цифру, сообщая, что в руки русских попало 3 falkunen и 2 falkeneten из Риги и собственно нарвских 3 falkunen, 28 kleine stоcke, 3 quarter slangen, 42 dobbeide haken и 36 teelnaken, итого 117 пушек и всяких haken-гаковниц. Правда, русский летописец делает оговорку «и с пищалми», т.е. можно предположить, что в 230 записаны были не только артиллерийские орудия всех калибров, но и ручное огнестрельное оружие – Thor); а черные люди добили все челом и правду государю дали, что им быти в холопех у царя и у великого князя и у его детей вовеки».
А что же делал в это время Кеттлер, спросите Вы? А, собственно говоря, ничего. Пламя от разгоревшихся утром 11 мая пожаров было замечено в его лагере, и комтур приказал спешно строиться и выступать на помощь Нарве. Однако в поход вступил лишь небольшой авангард, а вот главные силы орденского воинства из лагеря так и не выбрались до самого вечера. Ливонский хронист С. Хеннинг, участник тех событий, вспоминал впоследствии, что против приказа Кеттлера выступили некие харриенские и вирландские мужи (фогты Зонебурга и Везенберга –?) были против выступления к Нарве, мотивируя это тем, что де неприятель задумал хитрую «стратагему». Стоит только доблестным ливонским воинам оставить укрепленный лагерь и двинуться на помощь Нарве, заявили они, как московиты, переправившиеся через Нарву, атакуют орденское войско с тыла (видимо, урок, преподанный «немцам» 1 мая, был хорошо усвоен, и пробовать еще раз, насколько остры русские сабли и меток огонь русских стрельцов, бравые харриенские и вирландские парни не хотели). Спор разрешился уже ночью, когда в лагерь вернулся авангард. Они сообщили Кеттлеру, что подошли к Нарве на полмили (примерно на 3,5 км) и встали на холме Германсберг. Здесь их встретил посланец второго нарвского бургомистра Г. фон Молена. Гонец передал им весть, что в Нарве все в порядке, пожар потушен, и они решили вернуться обратно. Все вздохнули с облегчением – кризис как будто миновал, потому можно отправиться спокойно спать. А наутро они проснулись уже в другой реальности – в лагерь прибыли первые беженцы из Нарвы, рассказавшие от случившейся накануне трагедии. Шанс спасти город был безнадежно упущен
Итак, утром 12 мая 1558 г. русские войска заняли всю Нарву целиком. В Москву немедля были отправлены сеунщики с радостной вестью, получив которую, Иван Грозный «к воеводам и ко всем детям боярьскым послал со своим жалованием». Нарвская эпопея, длившаяся с февраля 1558 г., подошла к концу. Получив известие о том, что Нарва взята, Иван прервал переговоры с ливонскими послами, заявив тем, что ему и его людям «Бог милосердие свое послал, Ругодив воеводы взяли». Потому он, государь, продолжал свою речь Иван, велел своим ратным людям «над ыными городами промышляти, сколко им Бог поможет», с чем и «отпустил государь послов безделных» (по словам Б. Рюссова, царь обосновал свое нежеланте и далее слушать речи послов тем, что он теперь де«у него денег довольно: он приобрел в Ливонии более, чем стоимость этих денег. А так как счастье благоприятствует ему, то он будет пользоваться им и утешаться при этом своим правым делом; деньги же пусть они отнесут назад своим господам»). Увертюра к войне за Ливонское наследство была отыграна...
Итак, послав рать опустошать ливонские земли, Иван надеялся, что его намек будет понят правильно. Так и случилось – уже 1 марта Фюрстенберг отписал Шигалею, чтобы тот «царю и государю печаловал, чтобы пожаловал, опасную грамоту дал и велел послом к собе бытии бити челом за свои вины и дань привести». Естественно, что Иван Грозный, довольный реакцией магистра на совершенное ратью Глинского и Шигалея «вразумление», дал грамоту и свое согласие. 13 марта в Вольмаре открылся ливонский ландтаг. Главный вопрос, который обсуждали съехавшиеся на него депутаты от Ордена и ливонских городов, заключался в том, что делать в сложившейся ситуации. Фюрстенберг ратовал за войну с московитами, доказывая собравшимся, что только успешно отразив вторжение русских, можно рассчитывать на удовлетворительные условия мира с Москвой. Однако рижские, дерптские и ревельские депутаты ландтага не разделяли воинственных настроений магистра. По их мнению, война, исход которой вовсе не определен (дерптцы указывали на пример Густава Васы, который был разбит русскими, хотя он, несомненно был сильнее, чем вся Ливонская конфедерация), обойдется Ливонии слишком дорого. Потому, полагали добропорядочные бюргеры, лучше откупиться от Москвы, заплатив требуемую Иваном сумму (поторговавшись для приличия относительно ее размера – а вдруг удастся снизить размеры выплат). В конце концов собравшиеся порешили на том, что московиту нужно заплатить 60 тыс. талеров и отправить новое посольство. Надо полагать, что процесс принятия ландтагом решения был серьезно ускорен новым вторжением русских войск «с Ызборьска…, да с Вышегорода…, да с Красного городка» под началом князя Г.И. Темкина-Ростовского со товарищи и примерно с 600-ми или несколько больше всадниками. 19 марта царские воеводы перешли границу и в течение четырех дней опустошали владения Ордена и рижского архиепископа, разгромив попутно небольшой орденский отряд.
Г. Кеттлер, будущий герой нашего повествования...
Пока на ландтаге добрые немцы судили и рядили, что им ответить на требования московита, пока собирали по разнарядке деньги на выплату пресловутой «юрьевской дани», пока снаряжали в путь-дорогу посольство, события развивались своим чередом, и совсем не так, как рассчитывали ливонские ландсгерры и бюргеры. Когда посольство прибыло в Москву, было уже слишком поздно – ситуация коренным образом переменилась, и от имени царя послам было заявлено, что де «верити у них нечему: на чом правду дают, в том в всем лжут», почему ежели «похочет маистр, и он бы был сам, да и бискуп, сами за свои вины били челом и дань положили на всю свою землю…».
Что же произошло, почему Иван отказался вести переговоры с ливонскими послами дальше и почему Б. Рюссов восклицал потом, что де «тогда ливонцы начали жалеть, что так долго промедлили с деньгами. Но тогда уже нечего было делать»? А поворот этот был связан с событиями, разыгравшимися весной 1558 г. вокруг Нарвы – орденского города и замка на берегу Наровы, напротив возведенной Иваном III крепости Ивангорода. Заложенный датчанами в XIII в. и проданный ими спустя сто лет Ордену, Нарва была его форпостом на границе сперва с Новгородской землей, а потом и с Русским государством. Его пограничное положение диктовало и особое отношение к Нарве с обеих сторон – как-никак, но город являлся своеобразными воротами, обладание которыми открывало дорогу на Ревель и на Дерпт, не считая того, что хозяин Нарвы контролировал и водный маршрут по реке Нарове, недалеко от места впадения которой в Финский залив и находился сам город. Понятно, что в Москве рассматривали Нарву как одну из первостепенных целей в случае возобновления боевых действий между Ливонской конфедерацией и Русским государством.
Нарвским вопросом заинтересовалось, судя по всему, еще правительство Елены Глинской. Во всяком случае, весной 1536 г. (видимо, в рамках большого строительства, в ходе которого был возведен или реконструирован целый ряд городов и крепостей по всей России) в устье Наровы была начата постройкой небольшая крепость. Зачем – ответ на этот вопрос был очевиден – строительство было затеяно с тем, чтобы контролировать вход-выход торговых судов из Наровы в Финский залив. Следующий шаг был сделан спустя два десятка лет. В апреле 1557 г. Иван IV и Боярская дума приняли решение в дополнение к этой крепости «на Нерове, ниже Иваня города на устье на морском город поставити для корабленого пристанища», одновременно приказав, чтобы «в Новегороде, и во Пскове и на Иване городе, чтобы нихто в Немцы не ездил ни с каким товаром». Разрядная книга уточнила потом эти сведения – город и пристань ставились в десяти верстах от Ивангорода «на море для бусного приходу заморских людей». Замысел этой новой стройки, завершенной спустя несколько месяцев, более чем прозрачен – перенацелить торговые потоки с Нарвы на русский город, «пристань для корабленого пристанища».
Вне всякого сомнения, эти действия Ивана были восприняты Орденом, не говоря уже о нарвитянах, привыкших богатеть на посредничестве, как очередной недружелюбный шаг со стороны московита. И, естественно, напряженность в окрестностях Нарвы должна была только возрасти, в особенности в конце 1557 г., когда военные приготовления русского царя стали более чем очевидны. Ружье, висящее на стене, рано или поздно должно было выстрелить, и оно выстрелило. Отправив Глинского и Шигалея опустошать земли дерптского епископа, Иван наказал окольничему князю Д.С. Шестунову (который полгода назад охранял строительство крепости в устье Наровы), со своими людьми из гарнизона Ивангорода и «охочими торонщики» осуществить набег на орденские земли к северу от Чудского озера. Исполняя царский наказ, в январе 1558 г. князь под занавес своего пребывания в Ивангороде «все те (нарвские – В.П.) места повоевал и повыжег». В ответ нарвский фогт Э. фон Шнелленберг приказал обстрелять ивангородский посад. Бургомистр Нарвы и нарвские ратманы запросили тем временем, пока дорога была свободна от русских, в Ревеле помощи, и получили ее. Ревельские ратманы отдали приказ тамошнему гауптману Вольфу Вигелю фон Штрассбургу с 60-ю аркебузирами-hakenschutten выступать на помощь нарвитянам, сопровождая затребованные пушки и порох.
Ивангородские воеводы князь Г.А. Куракин, И.А. Бутурлин и П.П. Заболоцкий, памятуя о том, что между магистром и Москвой идет переписка относительно продолжения переговоров о заключении нового соглашения, запросили царского мнения относительно того, что им делать в создавшейся ситуации. Долго ждать ответа не пришлось – отправив князя Г.И. Темкина-Ростовского со товарищи опустошать юго-восточную Ливонию, Иван послал дворцового дьяка Шестака Воронина, участника казанских походов и артиллерийского эксперта в Ивангород с разрешением отвечать неприятелю «изо всего наряду».
Последствия не заставили себя долго ждать. 20 марта 1558 г. ревельский комтур Франц фон Зигенхофен отписывал из Везенберга в Ревель тамошним ратманам и бургомистру, что русские возвели на подступах к Нарве три шанца и подвергли город и замок обстрелу, после чего 17 марта нарвитяне запросили перемирия. Ивангородские воеводы согласились на две недели прервать обстрел. Однако не прошло и нескольких дней, как ситуация вокруг Нарвы снова резко обострилась. Кто в этом виноват – сегодня уже разобраться решительно невозможно. Обе стороны, как это водится, обвиняли друг друга в нарушении заключенного ранее перемирия. Однако Иван Грозный, терпение которого иссякало, в ответ на очередную воеводскую отписку, что де ругодивцы «через опасную грамоту стреляют и роздор делают, а сами сроку упросили на две недели, а всю две недели из наряду стреляют и людей убивают», приказал воеводам «стреляти изо всего наряду по Ругодиву». Получив разрешение (а тут еще как раз истек срок прекращения огня), воеводы 1 апреля 1558 г. возобновили обстрел Нарвы. «И стреляли неделю (согласно ливонскому хронисту Й. Реннеру – 9 дней) изо всего наряду, – пересказывал потом летописец воеводскую «отписку», – ис прямого бою из верхнево каменными ядры и вогнеными, и нужу им (нарвитянам – Thor) учинили великую и людей побили многых».
Московитская артиллерия...
Своего апогея бомбардировка достигла в канун Пасхи, (пришедшейся в 1558 г. на 10 апреля). Реннер писал, что 7 и 8 апреля, на Нарву упало по 300 grote kugeln. Русские блокировали город с моря (надо полагать, что именно тогда пригодились крепости, возведенные ранее на выходе из Наровы в Финский залив), постоянно совершали вылазки на левый, «немецкий» берег реки, опустошая окрестности города. Население и гарнизон Нарвы начал испытывать нехватку провианта, а доставить необходимые припасы было неоткуда и не на что – нарвская казна была пуста, и даже наемным кнехтам и рейтарам платить было нечем. Помощи же от магистра, продолжавшего уговаривать «лутчих ливонских людей» решиться на войну с московитом, и Ревеля все не было и не было. И тогда в «Великую субботу (9 апреля – Thor) выехали к ним (ивангородским воеводам – Thor) ругодивские посадники (бургомистр И. Крумгаузен и ратманы – Thor) и били челом воеводам, чтоб им государь милость показал, вины им отдал и взял в свое имя», а «за князьца (т.е. за Шнелленберга – Thor) оне не стоят, воровал к своей голове, а от маистра они и ото всей земли Ливоньской отстали». Промосковская «партия» в нарвском рате победила, и по ее настоянию было решено отправить в Москву посольство обговаривать условия перехода Нарвы в русское подданство.
Пока нарвское посольство во главе с главным московским доброхотом в Нарве И. Крумгаузеном было в пути, Иван Грозный, узнав о намерении нарвитян перейти в его подданство, отправил в Ивангород воевод боярина А.Д. Басманова и Д.Ф. Адашева. Кстати, о Крумгаузене. Нарвский первый бургомистр, оказывается (кто бы мог подумать?), состоял в переписке с небезызвестным протопопом Сильвестром и его сыном Анфимом, государевым дьяком. Последние, совмещая приятное с полезным, активно занимались торговой деятельностью, в т.ч. и с Нарвой. И сам нарвский бургомистр незадолго до начала конфликта при посредстве Сильвестра «пробил» в Москве некие торговые привилегии лично для себя. Возвращаясь же к миссии Басманова и Адашева, отметим, что они получили царский наказ «быти в Ругодивех, а солжут (нарвитяне – Thor), и им (воеводам – Thor) велел делом своим и земским промышляти, сколько милосердый Бог поможет». И для того, чтобы удостовериться в честности нарвитян и их неполживости, воеводам были подчинены «дети боарские ноугородцы Вотцкие пятины» и 500 стрельцов под началом голов А. Кашкарова и Т. Тетерина. Всего у них было до 1,5 тыс. «сабель» и «пищалей», а с приданными подкреплениями из Гдова, Ивангорода и того самого Неровского городка – не больше 2-2,5 тыс. ратных людей. С таким числом бойцов взять Нарву штурмом вряд ли было возможным, и, похоже, что воеводы действительно должны были проконтролировать процесс перехода Нарвы под государеву руку, защитив ее от возможной попытки магистра отстоять свои права на город (ну и заодно припугнуть противников Крумгаузена и его сторонников внутри Нарвы).
Увы, все получилось не так, как рассчитывали в Москве. Пока Крумгаузен неспешно на перекладных ехал в московитскую столицу, в Нарве произошел мини-переворот, и верх в городском рате взяли противники ориентации на Москву. Басманову и Адашеву очень скоро пришлось в этом убедиться. Прибыв на место, они сперва отправили в Нарву «сказати государьское жалованье», однако «ругодивцы», придя в себя после памятной пасхальной бомбардировки, «солгали», ответив русским воеводам, что они де не посылали своих послов к русскому государя с тем, чтобы «от маистра отстати». Оказывается, магистр откликнулся, наконец, на очередной призыв о помощи. Феллинский комтур Г. Кеттлер сумел собрать под своим началом небольшую рать (согласно данным с «той» стороны – около 800 чел., в т.ч. 500 конных) и с этими силами 20 апреля он подступил к Нарве, разбив лагерь в 4-х милях от города. Получив весть об этом, «ругодивцы промеж собою и крест целовали, что им царю и великому князю не здатца…».
Убедившись в том, что «ругодивцы» «солгали», Басманов и Адашев решили «додавить» непонятливых бюргеров. Переправив часть своих сил на левый берег Наровы, они полностью окружили и блокировали город, не пропуская в него обозы с провиантом. Запаниковавшие нарвские ратманы 27 апреля отписали в Ревель, что из-за неприятельской блокады городу угрожает голод. Опасаясь, что безвыходное положение вынудит нарвитян снова переменить свое мнение, Кеттлер решил попытаться провести в город подкрепление и обоз. В ночь на 1 мая 1558 г. отряд рижских и ревельских кнехтов во главе со своими гауптманами В. фон Зингехофом и В. фон Штрассбургом в сопровождении полусотни всадников попытались пройти в Нарву, но по дороге был обнаружен русскими заставами и атакован. С боем кнехты, потеряв 40 человек убитыми, ранеными и пленными, прорвались в Нарву, но обоз были вынуждены бросить. Эта неудача имела роковые последствия, тем более что ее эффект был усилен поражением, которое потерпело наутро конное ополчение Кеттлера. Но это стало очевидно спустя несколько дней, а пока ободренные полученной помощью, нарвские бюргеры и гарнизон окончательно решили отказаться от прежних договоренностей. Обстрел Ивангорода из нарвской артиллерии был возобновлен, русские не замедлили ответить, и, в конце концов, 11 мая в Нарве вспыхнуло несколько сильных пожаров. Как потом рассказывали бежавшие из Нарвы бюргеры и кнехты, заметив огонь и замешательство в городе, русские усилили обстрел города, а затем «переправились на лодках и плотах, подобно рою пчел, на другую сторону, взобрались на стены и, так как нельзя же было в одно и тоже время и пожар тушить и врага отражать, то жители и убежали в замок, а город предоставили неприятелю».
Штурм Нарвы шведами в 1580 г.Фрагмент надгробия П. Делагарди из собора Девы Марии в Таллине...
Вот лучше изображения Нарвы того времени не нашел, увы...
Потушив занявшиеся было в нарвском посаде пожары, русские стрельцы и дети боярские начали готовиться к штурму нарвского замка, где засели остатки гарнизона и те из жителей города, которые успели укрыться в нем (остальным пришлось сидеть в замковом рву и дожидаться решения своей участи). Под аккомпанемент артиллерийской канонады (с русской стороны – замковая артиллерия Нарвы молчала) ратманы и гауптманы ландскнехтов собрались на совет. Оказалось, что замок совершенно не готов к долгой обороне – запасов в цитадели было всего ничего (три бочки-tonnen пива, немного ржаной муки и хлеба, лишь сала и масла было в достатке), совсем мало свинца и пороху оставалось всего на полчаса стрельбы. И когда вечером 11 мая к воротам Вышгорода снова подошел нарвский бюргер Бартольд Вестерманн, выступавший посредником в переговорах между русские воеводами и запершимися в цитадели гарнизоном, и предложил капитулировать, на этот раз «прислали немцы бити челом, чтобы воеводы пожаловали их, князьца выпустили и с прибылными людми».
После кратких переговоров соглашение было достигнуто. И снова дадим слово летописцу – по его словам, царские «воеводы князьца и немец выпустили, а Вышегород и Ругодив Божиим милосердием и царя и великого князя государя нашего у Бога прошением и правдою его взяли, и с всем нарядом и с пушками и с пищальми и з животы с немецкыми (согласно Лебедевской летописи, в Нарве было взято «пушек болших и менших 230», Реннер же, напротив, уполовинивает эту цифру, сообщая, что в руки русских попало 3 falkunen и 2 falkeneten из Риги и собственно нарвских 3 falkunen, 28 kleine stоcke, 3 quarter slangen, 42 dobbeide haken и 36 teelnaken, итого 117 пушек и всяких haken-гаковниц. Правда, русский летописец делает оговорку «и с пищалми», т.е. можно предположить, что в 230 записаны были не только артиллерийские орудия всех калибров, но и ручное огнестрельное оружие – Thor); а черные люди добили все челом и правду государю дали, что им быти в холопех у царя и у великого князя и у его детей вовеки».
А что же делал в это время Кеттлер, спросите Вы? А, собственно говоря, ничего. Пламя от разгоревшихся утром 11 мая пожаров было замечено в его лагере, и комтур приказал спешно строиться и выступать на помощь Нарве. Однако в поход вступил лишь небольшой авангард, а вот главные силы орденского воинства из лагеря так и не выбрались до самого вечера. Ливонский хронист С. Хеннинг, участник тех событий, вспоминал впоследствии, что против приказа Кеттлера выступили некие харриенские и вирландские мужи (фогты Зонебурга и Везенберга –?) были против выступления к Нарве, мотивируя это тем, что де неприятель задумал хитрую «стратагему». Стоит только доблестным ливонским воинам оставить укрепленный лагерь и двинуться на помощь Нарве, заявили они, как московиты, переправившиеся через Нарву, атакуют орденское войско с тыла (видимо, урок, преподанный «немцам» 1 мая, был хорошо усвоен, и пробовать еще раз, насколько остры русские сабли и меток огонь русских стрельцов, бравые харриенские и вирландские парни не хотели). Спор разрешился уже ночью, когда в лагерь вернулся авангард. Они сообщили Кеттлеру, что подошли к Нарве на полмили (примерно на 3,5 км) и встали на холме Германсберг. Здесь их встретил посланец второго нарвского бургомистра Г. фон Молена. Гонец передал им весть, что в Нарве все в порядке, пожар потушен, и они решили вернуться обратно. Все вздохнули с облегчением – кризис как будто миновал, потому можно отправиться спокойно спать. А наутро они проснулись уже в другой реальности – в лагерь прибыли первые беженцы из Нарвы, рассказавшие от случившейся накануне трагедии. Шанс спасти город был безнадежно упущен
Итак, утром 12 мая 1558 г. русские войска заняли всю Нарву целиком. В Москву немедля были отправлены сеунщики с радостной вестью, получив которую, Иван Грозный «к воеводам и ко всем детям боярьскым послал со своим жалованием». Нарвская эпопея, длившаяся с февраля 1558 г., подошла к концу. Получив известие о том, что Нарва взята, Иван прервал переговоры с ливонскими послами, заявив тем, что ему и его людям «Бог милосердие свое послал, Ругодив воеводы взяли». Потому он, государь, продолжал свою речь Иван, велел своим ратным людям «над ыными городами промышляти, сколко им Бог поможет», с чем и «отпустил государь послов безделных» (по словам Б. Рюссова, царь обосновал свое нежеланте и далее слушать речи послов тем, что он теперь де«у него денег довольно: он приобрел в Ливонии более, чем стоимость этих денег. А так как счастье благоприятствует ему, то он будет пользоваться им и утешаться при этом своим правым делом; деньги же пусть они отнесут назад своим господам»). Увертюра к войне за Ливонское наследство была отыграна...