Вслед за эссе о русско-крымских отношениях попробовал привести в некий определенный порядок свои мысли и сображения относительно Ливонской войны. И вот что получилось...
Ливонская война по праву считается одним из ключевых событий русской истории. Длившаяся четверть века, с 1558 по 1583 гг., она оказала огромное воздействие на развитие и русского государства, и русского общества. И это не было случайностью. «Правление Ивана (Грозного – Thor) раскрыло в драматической и даже страшной форме всю парадоксальность попыток создать мировую империю на незащищенной и неблагодатной земле северо-востока Европейской равнины. В военном плане Московия становилась ведущей державой. В экономическом – была весьма многообещающей благодаря своим богатым людским и территориальным ресурсам (хотя это утверждение по отношению к России XVI и даже XVII вв. довольно сомнительно – Thor). Однако уровень ее технического развития оказался слишком примитивен для мобилизации всех этих ресурсов, а расслаивающаяся, ограниченная и патримониальная природа унаследованной Русью социальной структуры препятствовала объединению ее сил…» – писал британский историк Дж. Хоскинг. С этим утверждением можно поспорить, однако представляется, что главное подмечено им достаточно точно – молодое Московское царство надорвалось в попытке поднять оказавшийся неподъемным для себя груз. Ввязавшись в борьбу за Ливонию, Иван Грозный втянулся в конфликт с Великим княжеством Литовским, которое рассматривало Ливонию как сферу исключительно своих интересов. И все это происходило на фоне резко обострившегося в начале 50-х гг. противостояния с Крымским ханством. В итоге многолетняя война на несколько фронтов ускорила наступление в России всеобъемлющего политического, социального и экономического кризиса. Его последствия полностью преодолеть так и не удалось, и в начале XVII в. произошел взрыв, поставивший страну на грань гибели.
Казалось бы, при таком раскладе история этого конфликта должна была стать предметом пристального внимания историков, и не только российских. Однако, увы, есть все основания согласиться с мнением петербургского историка А.И. Филюшкина, который с горечью писал, что «среди войн, которые вела России на протяжении своего существования», выделяется тем, что она, как это ни парадоксально, «одна из самых незнаменитых». Полноценного исследования по истории Ливонской войны в отечественной, да и в зарубежной, историографии по существу нет до сих пор. Исследованию подвергались отдельные страницы ее истории, но попыток составить отдельные фрагменты мозаики в целостное повествование практически не было. Единственной отечественной работой, в которой была сделана такая попытка, является вышедшая более полустолетия назад книга В.Л. Королюка «Ливонская война», носящая, к сожалению, в большей степени научно-популярный, чем научный, характер.
Ф. Хогенберг. Стокгольм в 1560-х гг....
В еще большей степени это относится к военной истории Ливонской войны, в особенности ее первого этапа, 1558-1561 гг., который, собственно, и следует называть настоящей Ливонской войной. Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Под термином «Ливонская война» скрывается целая цепочка военных конфликтов, которые, хотя и были связаны друг с другом, те не менее, четко различались современниками и лишь позднее уже потомками были объединены под одним именем. Причины, вызвавшие к жизни эту войну, охарактеризовал уже упоминавшийся нами выше А.И. Филюшкин, одни из немногих ныне живущих отечественных историков, занимающихся историей войны за Ливонию. Он отмечал, что «в середине XVI века сошлись несколько факторов, из-за которых передел балтийского мира стал неизбежен». Это и упадок немецких рыцарских орденов, обосновавшихся за несколько столетий до этого в Прибалтике и Пруссии; и стремительное ослабление некогда могущественного союза северогерманских городов – Ганзы; и освобождение из-под власти Дании Швеции с Норвегией; и стремление объединенных личной унией Польши и Литвы распространить свою власть и влияние на орденские владения и получить выход к морю; и желание России поставить под свой контроль отлаженную веками систему посреднической торговли, которую вели прибалтийские города, обеспечив тем самым себе беспрепятственный доступ на рынки северной Европы и к западноевропейским технологиям (и военным, и, как это принято сегодня говорить, «двойного назначения»). «Все эти желания и чаяния всех стран Балтийского региона предполагали одно и то же: Ливонский орден должен прекратить существование и послужить во благо других государств своими территориями, городами, деньгами и прочими ресурсами и богатствами», – завершал свою мысль историк. Одним словом, речь шла о том, кто наложит руку на ливонское наследство и заполнит тот политический вакуум, который неизбежно должен был образоваться в результате смерти, неважно, естественной или насильственной, Ливонской конфедерации (назовем ее так, поскольку, помимо Ордена, здесь важную роль играл рижский архиепископ и епископ Дерпта). А в том, что эта смерть рано или поздно должна была наступить, вряд ли стоило сомневаться. К середине XVI в. ослабевшая, раздираемая внутренними противоречиями и смутой Ливония, этот «больной человек северо-восточной Европы», уже не могла противостоять желанию более могущественных соседей полакомиться ею и была обречена.
Фрагмент "Carta Marina" Олафа Магнуса (1539 г.)...
Но интересы держав, которым предстояло сойтись в смертельной схватке, имели разную направленность. Главным следствием упадка Ливонии стало то, что в северо-восточной части Европы во весь рост встали два вопроса, которые вскоре станут причиной неоднократных войн в этом регионе – «балтийский» и «ливонский». Соглашаясь в этом с мнением, высказанным А.И. Филюшкиным, все же отметим, что при всей тесной взаимосвязи этих вопросов они имели свою специфику. Балтийский вопрос имел «морской» характер и затрагивал в первую очередь интересы Дании и Швеции, которые боролись за право установить собственный контроль за Балтийским морем и в полной мере использовать полученную монополию на владение Mare Balticum для реализации своих великодержавных планов. «Ливонской» же вопрос был преимущественно «континентальным» и касался в первую очередь Русского государства и Великого княжества Литовского. При этом создается впечатление, что последнего даже в большей степени, нежели первого – Сигизмунд II пытался за счет поглощения Ливонии возместить убытки от окончательно заглохнувшей к тому времени попытки развить экспансию в южном направлении, в сторону Черного моря. Ивану же Грозному и его боярам в 1-й половине 50-х гг. было не до Ливонии, ибо на волне послеказанской эйфории они были захвачены идеей окончательного разрешения татарского вопроса посредством подчинения Крыма воле Москвы. И схватка между Москвой и Вильно из-за Ливонии, по большому счету, стала продолжением начавшейся еще при Иване III и Казимире 200-летней русско-польско-литовской войны, победитель в которой получал поистине королевский приз – доминирование в Восточной Европе. Потому то и ставки в этой борьбе для русского и литовского монархов были выше, нежели чем для датского и шведского, равно как и значимость русско-литовской борьба за Ливонию, представляется для судеб Восточной и Северо-Восточной Европы более весомой, чем последствия датско-шведской морской войны.
В свете всего сказанного выше нам представляется, что логичным было бы расширить рамки привычной нам «Ливонской войны», определив началом ее 1555 г., когда вспыхнул скоротечный военный конфликт между Русским государством и Швецией, а концом – опять-таки русско-шведскую войну 1591-1595 гг. И, поскольку боевые действия на море занимали во всех этих конфликтах в целом не самое главное место, то предложенное для них А.И. Филюшкиным название «Балтийские войны» представляется не совсем точно отражающим их подлинную сущность. Термин же «Война за Ливонское наследство», на наш взгляд, подходит как нельзя лучше. И, в таком случае, собственно Ливонской войной можно смело назвать боевые действия в Ливонии в 1558-1561 гг. В эти четыре года Москва сокрушила Ливонскую конфедерацию и недвусмысленно заявила о своих претензиях на большую часть ливонского наследства. По своему размаху, по количеству вовлеченных в нее сил и средств Ливонская война 1558-1561 г., третья (после русско-шведской войны и войны коадъюторов) в цепочке конфликтов, возникших в ходе борьбы за имущество «больного человека», отнюдь не впечатляет. Этого не скажешь о ее последствиях, которые повлекли за собой коренное изменение ситуации в Северо-Восточной Европе. Об этой неизвестной «известной» войне и пойдет речь дальше...
UPD. Подредактировал текст и постарался убрать наиболее явные описки и несообразности (заодно и поборолся с "немецкой" привычкой).
Ливонская война по праву считается одним из ключевых событий русской истории. Длившаяся четверть века, с 1558 по 1583 гг., она оказала огромное воздействие на развитие и русского государства, и русского общества. И это не было случайностью. «Правление Ивана (Грозного – Thor) раскрыло в драматической и даже страшной форме всю парадоксальность попыток создать мировую империю на незащищенной и неблагодатной земле северо-востока Европейской равнины. В военном плане Московия становилась ведущей державой. В экономическом – была весьма многообещающей благодаря своим богатым людским и территориальным ресурсам (хотя это утверждение по отношению к России XVI и даже XVII вв. довольно сомнительно – Thor). Однако уровень ее технического развития оказался слишком примитивен для мобилизации всех этих ресурсов, а расслаивающаяся, ограниченная и патримониальная природа унаследованной Русью социальной структуры препятствовала объединению ее сил…» – писал британский историк Дж. Хоскинг. С этим утверждением можно поспорить, однако представляется, что главное подмечено им достаточно точно – молодое Московское царство надорвалось в попытке поднять оказавшийся неподъемным для себя груз. Ввязавшись в борьбу за Ливонию, Иван Грозный втянулся в конфликт с Великим княжеством Литовским, которое рассматривало Ливонию как сферу исключительно своих интересов. И все это происходило на фоне резко обострившегося в начале 50-х гг. противостояния с Крымским ханством. В итоге многолетняя война на несколько фронтов ускорила наступление в России всеобъемлющего политического, социального и экономического кризиса. Его последствия полностью преодолеть так и не удалось, и в начале XVII в. произошел взрыв, поставивший страну на грань гибели.
Казалось бы, при таком раскладе история этого конфликта должна была стать предметом пристального внимания историков, и не только российских. Однако, увы, есть все основания согласиться с мнением петербургского историка А.И. Филюшкина, который с горечью писал, что «среди войн, которые вела России на протяжении своего существования», выделяется тем, что она, как это ни парадоксально, «одна из самых незнаменитых». Полноценного исследования по истории Ливонской войны в отечественной, да и в зарубежной, историографии по существу нет до сих пор. Исследованию подвергались отдельные страницы ее истории, но попыток составить отдельные фрагменты мозаики в целостное повествование практически не было. Единственной отечественной работой, в которой была сделана такая попытка, является вышедшая более полустолетия назад книга В.Л. Королюка «Ливонская война», носящая, к сожалению, в большей степени научно-популярный, чем научный, характер.
Ф. Хогенберг. Стокгольм в 1560-х гг....
В еще большей степени это относится к военной истории Ливонской войны, в особенности ее первого этапа, 1558-1561 гг., который, собственно, и следует называть настоящей Ливонской войной. Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Под термином «Ливонская война» скрывается целая цепочка военных конфликтов, которые, хотя и были связаны друг с другом, те не менее, четко различались современниками и лишь позднее уже потомками были объединены под одним именем. Причины, вызвавшие к жизни эту войну, охарактеризовал уже упоминавшийся нами выше А.И. Филюшкин, одни из немногих ныне живущих отечественных историков, занимающихся историей войны за Ливонию. Он отмечал, что «в середине XVI века сошлись несколько факторов, из-за которых передел балтийского мира стал неизбежен». Это и упадок немецких рыцарских орденов, обосновавшихся за несколько столетий до этого в Прибалтике и Пруссии; и стремительное ослабление некогда могущественного союза северогерманских городов – Ганзы; и освобождение из-под власти Дании Швеции с Норвегией; и стремление объединенных личной унией Польши и Литвы распространить свою власть и влияние на орденские владения и получить выход к морю; и желание России поставить под свой контроль отлаженную веками систему посреднической торговли, которую вели прибалтийские города, обеспечив тем самым себе беспрепятственный доступ на рынки северной Европы и к западноевропейским технологиям (и военным, и, как это принято сегодня говорить, «двойного назначения»). «Все эти желания и чаяния всех стран Балтийского региона предполагали одно и то же: Ливонский орден должен прекратить существование и послужить во благо других государств своими территориями, городами, деньгами и прочими ресурсами и богатствами», – завершал свою мысль историк. Одним словом, речь шла о том, кто наложит руку на ливонское наследство и заполнит тот политический вакуум, который неизбежно должен был образоваться в результате смерти, неважно, естественной или насильственной, Ливонской конфедерации (назовем ее так, поскольку, помимо Ордена, здесь важную роль играл рижский архиепископ и епископ Дерпта). А в том, что эта смерть рано или поздно должна была наступить, вряд ли стоило сомневаться. К середине XVI в. ослабевшая, раздираемая внутренними противоречиями и смутой Ливония, этот «больной человек северо-восточной Европы», уже не могла противостоять желанию более могущественных соседей полакомиться ею и была обречена.
Фрагмент "Carta Marina" Олафа Магнуса (1539 г.)...
Но интересы держав, которым предстояло сойтись в смертельной схватке, имели разную направленность. Главным следствием упадка Ливонии стало то, что в северо-восточной части Европы во весь рост встали два вопроса, которые вскоре станут причиной неоднократных войн в этом регионе – «балтийский» и «ливонский». Соглашаясь в этом с мнением, высказанным А.И. Филюшкиным, все же отметим, что при всей тесной взаимосвязи этих вопросов они имели свою специфику. Балтийский вопрос имел «морской» характер и затрагивал в первую очередь интересы Дании и Швеции, которые боролись за право установить собственный контроль за Балтийским морем и в полной мере использовать полученную монополию на владение Mare Balticum для реализации своих великодержавных планов. «Ливонской» же вопрос был преимущественно «континентальным» и касался в первую очередь Русского государства и Великого княжества Литовского. При этом создается впечатление, что последнего даже в большей степени, нежели первого – Сигизмунд II пытался за счет поглощения Ливонии возместить убытки от окончательно заглохнувшей к тому времени попытки развить экспансию в южном направлении, в сторону Черного моря. Ивану же Грозному и его боярам в 1-й половине 50-х гг. было не до Ливонии, ибо на волне послеказанской эйфории они были захвачены идеей окончательного разрешения татарского вопроса посредством подчинения Крыма воле Москвы. И схватка между Москвой и Вильно из-за Ливонии, по большому счету, стала продолжением начавшейся еще при Иване III и Казимире 200-летней русско-польско-литовской войны, победитель в которой получал поистине королевский приз – доминирование в Восточной Европе. Потому то и ставки в этой борьбе для русского и литовского монархов были выше, нежели чем для датского и шведского, равно как и значимость русско-литовской борьба за Ливонию, представляется для судеб Восточной и Северо-Восточной Европы более весомой, чем последствия датско-шведской морской войны.
В свете всего сказанного выше нам представляется, что логичным было бы расширить рамки привычной нам «Ливонской войны», определив началом ее 1555 г., когда вспыхнул скоротечный военный конфликт между Русским государством и Швецией, а концом – опять-таки русско-шведскую войну 1591-1595 гг. И, поскольку боевые действия на море занимали во всех этих конфликтах в целом не самое главное место, то предложенное для них А.И. Филюшкиным название «Балтийские войны» представляется не совсем точно отражающим их подлинную сущность. Термин же «Война за Ливонское наследство», на наш взгляд, подходит как нельзя лучше. И, в таком случае, собственно Ливонской войной можно смело назвать боевые действия в Ливонии в 1558-1561 гг. В эти четыре года Москва сокрушила Ливонскую конфедерацию и недвусмысленно заявила о своих претензиях на большую часть ливонского наследства. По своему размаху, по количеству вовлеченных в нее сил и средств Ливонская война 1558-1561 г., третья (после русско-шведской войны и войны коадъюторов) в цепочке конфликтов, возникших в ходе борьбы за имущество «больного человека», отнюдь не впечатляет. Этого не скажешь о ее последствиях, которые повлекли за собой коренное изменение ситуации в Северо-Восточной Европе. Об этой неизвестной «известной» войне и пойдет речь дальше...
UPD. Подредактировал текст и постарался убрать наиболее явные описки и несообразности (заодно и поборолся с "немецкой" привычкой).