Ну вот, несмотря на все праздники и хлопоты, руки до второй части диспозиции таки и дошли...
Сигизмунд, прекрасно понимая, что силы Смоленска на исходе и еще одной осады (а в том, что она будет непременно, и в очень скором времени, никто в Вильно не сомневался), попытался на этот раз помочь смолянам не только словом, но и делом. В конце 1513 г. из Кракова в Вильно был отправлен немалый транспорт с порохом, селитрой и свинцом, и в сопровождении служилых татар «пороху до Смоленьска делъничого (для артиллерийских орудий – Thor) и гаковъничъного (для тяжелых крепостных ружей-гаковниц – Thor), ручъничъного (для ручного огнестрельного оружия – Thor) шестьдесят камени (т.е. почти 900 кг – Thor), а салетры шестьдесятъ каменеи, а серы десятъ (почти 150 кг – Thor) каменеи, свинъцю шестьдесятъ каменеи без полкаменя (892 кг. – Thor)…» были доставлены в распоряжении смоленского хорунжего Михаила Баси. Вслед за этим пан хоружий получил из Вильно доставленных из Кракова же 100 гаковниц и к ним в придачу еще «кулекъ (свинцовых пуль – Thor) бочечъку, в личбу пять тисячеи да 100 (т.е. по 51 выстрелу на гаковницу – Thor)…».
Посчитали необходимым Сигизмунд и паны-рада заменить и смоленского наместника. Юрия Глебовича. За что – можно только догадываться, ведь Юрий дважды сумел отстоять врученный ему город от попыток московитов взять его (ведь не считать же причиной смещения Глебовича его поражение под валами Смоленска летом 1513 г.)! На смену опальному воеводе был прислан Юрий Сологуб, ранее уже занимавший наместничью должность в Смоленске в 1503-1507 гг. 9 апреля новый наместник и воевода принес торжественную присягу, в которой обязался «его милости господару поему (Сигизмунду – Thor) вернее и справедливее служити, и индеи нигде не маю ся склоняти вмыслом и вчинком, и маю на господаря его милости Жикгимонта, короля польского и великого князя, тот замок (смоленский – Thor) держати и боронити, и никому не подавати, толко ему, господару моему прирожоному…».
Однако одной только посылкой пороха, селитры и свинца вместе с артиллерией в Смоленск и сменой тамошнего наместника Сигизмунд не ограничился. Польский хронист М. Бельский сообщал, что в августе 1513 г., приехав из Кракова в Вильно, Сигизмунд собрал панов-раду и предложил им для продолжения войны не только собрать посполитое рушение, но и нанять «служебных», наемников, 10 тыс. конных и 2 тыс. пеших. Однако при тогдашних расценках (в квартал 4 золотых на коня и 2 золотых на пехотинца-драба, а в золотом 22 гроша ) нужно выдать ротмистрам наемников только для начала 48 тыс. золотых или 17,6 тыс. коп грошей. Таких денег в казне-скарбнице не было (ни тогда, ни после, о чем горько сожалел епископ Перемышльский Петр Томицкий в апреле 1514 г. ), почему паны-пада дали согласие на набор лишь 7 тыс. наемников, о чем и сообщал Сигизмунд в письме к собравшимся в начале 1514 г. в Пиотркуве делегатам коронного сейма.
Парочка ротмистров:
Для того, чтобы раздобыть деньги для продолжения войны, в ноябре 1513 г. великий князь литовский уговорился с панами-радою созвать в Вильно вальный сейм, на котором решить – воевать ли с Москвой дальше или же мириться, и если воевать, то добиться выделения необходимых для этого средств. Сейм собрался в феврале и работал почти полтора месяца. Выступая на нем, Сигизмунд, по словам М.К. Любавского, «предложил станам сейма вопрос, желают ли они продолжать войну с великими князем Московским или принять мир на тяжких и позорных условиях», на что собравшиеся ответствовали ему, что «предпочитают бороться до последних сил, чем покупать мир ценою уступки Смоленска или перемирия ценою выдачи пленных». И подтверждая свою решимость идти до конца, депутаты сейма проголосовали за выделение средств для найма наемников-жолнеров – поголовщину с каждой крестьянской души мужеска и женска пола, стара и млада, по грошу, 2-х грошей с бояр и золотого (florenum) с каждого урядника и вельможи.
Увы, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Только 10 апреля 1514 г. (т.е. спустя месяц после того, как сейм завершил свою работу) Сигизмунд отправил коронному подскарбию (казначею) А. Костелецкому письмо, в котором содержался список из 12 ротмистров, которым было поручено набрать в кратчайшие сроки 2230 всадников, и 12 же ротмистров (под началом некоего Спергальдта), которые должны были набрать 2 тыс. пехотинцев-драбов. Т.о., фактически количество нанимаемых «служебных» было практически уполовинено. При этом только 29 апреля ротмистры конных и пеших рот получили на руки реальные деньги – 4094 коп грошей и еще 24 с половиною гроша. И лишь спустя месяц, 13 мая, Сигизмунд поручил Я. Свирчовскому, старосте Теребовльскому и Ропчицкому, коронному надворному гетману, который должен был возглавить весь наемный корпус в кампании 1514 г., набрать еще 2 тыс. конных и 2 тыс. пеших «служебных» (да и то спустя неделю, судя по письму Сигизмунда Костелецкому, эти 4 тыс. «служебных «усохли» до 1,6 тыс. конных в 8-ми ротах и 1 тыс. пеших в 5-ти ротах).
Увы, выделение средств еще не означало, что 4 (или 8) тыс. «служебных» немедленно окажутся на передовой и встанут грудью на пути московских полков – нанятых жолнеров еще нужно было доставить к месту предполагаемых боевых действий. Так, вторая «партия» наемников должна была прибыть в Брест только к 29 июня 1514 г. , а оттуда до Минска по прямой было более 300 верст и еще столько же – до Смоленска, без малого месяц, а то и больше, пешего марша! И этот марш нужно было еще и организовать надлежащим образом, решив вопросы квартирования наемников и снабжения их провиантом и фуражом. Между тем Сигизмунд утвердил расценки, по которым жолнеры Свирчовского должны были покупать провиант, а «силою не брати и не халупить» его, только 26 мая 1514 г., т.е. тогда, когда, как будет показано ниже, кампания уже началась, и русские полки уже стояли под Смоленском.
В общем, сбор и доставка к месту будущих боев наемников было делом сложным и требующим немалых расходов и времени, почему Сигизмунд и паны-рада изначально решили дополнить наемный контингент созывом посполитого рушения. В преддверии новой кампании Сигизмунд дважды отправлял письма «наместникоvъ нашимъ и тивономъ по дворомъ нашимъ … и кнеземъ, и паномъ, и кнегинямъ, и паням вдовамъ, и бояром, и дворяном нашим, и всим тым подьданым нашимъ, … и слугам путънымъ…» о том, чтобы они «есте были поготову на службу нашу, на воину, и держали кони сытыи и зброи чисты» и ждали вести «на которои рокъ а котором местьцу бытии, ажбы есте конно а зброино там на тот рокъ были». Однако рассылка «листов» о мобилизации откладывалась до получения вестей о начале неприятельского наступления. В итоге соответствующие письма были отправлены только 24 мая 1514 г., спустя неделю (sic!) после того, как московские полки «облегли» Смоленск, и собраться посполитое рушение должно было в Минске спустя месяц, на день св. Яна (и туда же должен был прибыть из Бреста первый эшелон жолнеров).
Одним словом, к тому моменту, когда Сигизмунд получил печальную новость о том, что Василий III открыл новую военную кампанию и двинул свои полки на Смоленск, в его распоряжении реально оказалось около 1,5 тыс. драбов под началом Спергальдта. И смолянам в итоге оставалось, как и прежде, рассчитывать на свои собственные, отнюдь не бесконечные силы, да ждать, пока на горизонте появятся обещанные великим князем стройные ряды наемных жолнеров и отряды посполитого рушения, которые заставят русских отступить.
Гм, спергальдтовы драбы:
Была, правда, у Сигизмунда еще одна надежда. Ему удалось договориться о совместных действиях против «московского» с крымским ханом Менгли-Гиреем. 3 февраля 1514 г. ханские послы доставили Сигизмунду «докончанье царево», в котором, помимо всего прочего, крымский «царь» обязывался быть с Сигизмундом, «братом нашим, в братстве и приязни быти, против приятеля его приятелем, а противку неприятелем его неприятелем», а потому Менгли-Гирей обещал великому князю литовскому, что он сам со своими сыновьями «со всими детми и со всими внучаты, и з уланы, князи и мурзами, и все великое мое войско … коли будет потреб на князя московского, маем послати Жикгимонту, королю, брату нашому на помоч». И уже 21 февраля великий князь литовский отправил хану ответное послание, в котором писал, что де «нине того час есть, бо вжо весна пришла, а кождаи, хто мает з неприятелем своми дело делати, вжо починает», и потому он, великий князь, просит своего брата, «волного царя», выполнить свое обещание и «сынов своих вжо просте в землю неприятеля нашого московского послал…». Однако и эта надежда оказалась призрачной – как писал 26 мая (sic!) 1514 г. великий князь литовский остринскому наместнику С. Скиндеру, «от тыхъ часовъ (предыдущих посланий к Менгли-Гирею – Thor) и до сихъместь от царя, брата нашого, жадного гонъца есмо не видели» и признаков того, что хан выполнит свое обещание – тоже! Одним словом, несмотря на попытки учесть печальный опыт предыдущих лет войны, новая кампания начиналась как обычно – Литва была не готова к наступлению московитов...
To be continued...
Сигизмунд, прекрасно понимая, что силы Смоленска на исходе и еще одной осады (а в том, что она будет непременно, и в очень скором времени, никто в Вильно не сомневался), попытался на этот раз помочь смолянам не только словом, но и делом. В конце 1513 г. из Кракова в Вильно был отправлен немалый транспорт с порохом, селитрой и свинцом, и в сопровождении служилых татар «пороху до Смоленьска делъничого (для артиллерийских орудий – Thor) и гаковъничъного (для тяжелых крепостных ружей-гаковниц – Thor), ручъничъного (для ручного огнестрельного оружия – Thor) шестьдесят камени (т.е. почти 900 кг – Thor), а салетры шестьдесятъ каменеи, а серы десятъ (почти 150 кг – Thor) каменеи, свинъцю шестьдесятъ каменеи без полкаменя (892 кг. – Thor)…» были доставлены в распоряжении смоленского хорунжего Михаила Баси. Вслед за этим пан хоружий получил из Вильно доставленных из Кракова же 100 гаковниц и к ним в придачу еще «кулекъ (свинцовых пуль – Thor) бочечъку, в личбу пять тисячеи да 100 (т.е. по 51 выстрелу на гаковницу – Thor)…».
Посчитали необходимым Сигизмунд и паны-рада заменить и смоленского наместника. Юрия Глебовича. За что – можно только догадываться, ведь Юрий дважды сумел отстоять врученный ему город от попыток московитов взять его (ведь не считать же причиной смещения Глебовича его поражение под валами Смоленска летом 1513 г.)! На смену опальному воеводе был прислан Юрий Сологуб, ранее уже занимавший наместничью должность в Смоленске в 1503-1507 гг. 9 апреля новый наместник и воевода принес торжественную присягу, в которой обязался «его милости господару поему (Сигизмунду – Thor) вернее и справедливее служити, и индеи нигде не маю ся склоняти вмыслом и вчинком, и маю на господаря его милости Жикгимонта, короля польского и великого князя, тот замок (смоленский – Thor) держати и боронити, и никому не подавати, толко ему, господару моему прирожоному…».
Однако одной только посылкой пороха, селитры и свинца вместе с артиллерией в Смоленск и сменой тамошнего наместника Сигизмунд не ограничился. Польский хронист М. Бельский сообщал, что в августе 1513 г., приехав из Кракова в Вильно, Сигизмунд собрал панов-раду и предложил им для продолжения войны не только собрать посполитое рушение, но и нанять «служебных», наемников, 10 тыс. конных и 2 тыс. пеших. Однако при тогдашних расценках (в квартал 4 золотых на коня и 2 золотых на пехотинца-драба, а в золотом 22 гроша ) нужно выдать ротмистрам наемников только для начала 48 тыс. золотых или 17,6 тыс. коп грошей. Таких денег в казне-скарбнице не было (ни тогда, ни после, о чем горько сожалел епископ Перемышльский Петр Томицкий в апреле 1514 г. ), почему паны-пада дали согласие на набор лишь 7 тыс. наемников, о чем и сообщал Сигизмунд в письме к собравшимся в начале 1514 г. в Пиотркуве делегатам коронного сейма.
Парочка ротмистров:
Для того, чтобы раздобыть деньги для продолжения войны, в ноябре 1513 г. великий князь литовский уговорился с панами-радою созвать в Вильно вальный сейм, на котором решить – воевать ли с Москвой дальше или же мириться, и если воевать, то добиться выделения необходимых для этого средств. Сейм собрался в феврале и работал почти полтора месяца. Выступая на нем, Сигизмунд, по словам М.К. Любавского, «предложил станам сейма вопрос, желают ли они продолжать войну с великими князем Московским или принять мир на тяжких и позорных условиях», на что собравшиеся ответствовали ему, что «предпочитают бороться до последних сил, чем покупать мир ценою уступки Смоленска или перемирия ценою выдачи пленных». И подтверждая свою решимость идти до конца, депутаты сейма проголосовали за выделение средств для найма наемников-жолнеров – поголовщину с каждой крестьянской души мужеска и женска пола, стара и млада, по грошу, 2-х грошей с бояр и золотого (florenum) с каждого урядника и вельможи.
Увы, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Только 10 апреля 1514 г. (т.е. спустя месяц после того, как сейм завершил свою работу) Сигизмунд отправил коронному подскарбию (казначею) А. Костелецкому письмо, в котором содержался список из 12 ротмистров, которым было поручено набрать в кратчайшие сроки 2230 всадников, и 12 же ротмистров (под началом некоего Спергальдта), которые должны были набрать 2 тыс. пехотинцев-драбов. Т.о., фактически количество нанимаемых «служебных» было практически уполовинено. При этом только 29 апреля ротмистры конных и пеших рот получили на руки реальные деньги – 4094 коп грошей и еще 24 с половиною гроша. И лишь спустя месяц, 13 мая, Сигизмунд поручил Я. Свирчовскому, старосте Теребовльскому и Ропчицкому, коронному надворному гетману, который должен был возглавить весь наемный корпус в кампании 1514 г., набрать еще 2 тыс. конных и 2 тыс. пеших «служебных» (да и то спустя неделю, судя по письму Сигизмунда Костелецкому, эти 4 тыс. «служебных «усохли» до 1,6 тыс. конных в 8-ми ротах и 1 тыс. пеших в 5-ти ротах).
Увы, выделение средств еще не означало, что 4 (или 8) тыс. «служебных» немедленно окажутся на передовой и встанут грудью на пути московских полков – нанятых жолнеров еще нужно было доставить к месту предполагаемых боевых действий. Так, вторая «партия» наемников должна была прибыть в Брест только к 29 июня 1514 г. , а оттуда до Минска по прямой было более 300 верст и еще столько же – до Смоленска, без малого месяц, а то и больше, пешего марша! И этот марш нужно было еще и организовать надлежащим образом, решив вопросы квартирования наемников и снабжения их провиантом и фуражом. Между тем Сигизмунд утвердил расценки, по которым жолнеры Свирчовского должны были покупать провиант, а «силою не брати и не халупить» его, только 26 мая 1514 г., т.е. тогда, когда, как будет показано ниже, кампания уже началась, и русские полки уже стояли под Смоленском.
В общем, сбор и доставка к месту будущих боев наемников было делом сложным и требующим немалых расходов и времени, почему Сигизмунд и паны-рада изначально решили дополнить наемный контингент созывом посполитого рушения. В преддверии новой кампании Сигизмунд дважды отправлял письма «наместникоvъ нашимъ и тивономъ по дворомъ нашимъ … и кнеземъ, и паномъ, и кнегинямъ, и паням вдовамъ, и бояром, и дворяном нашим, и всим тым подьданым нашимъ, … и слугам путънымъ…» о том, чтобы они «есте были поготову на службу нашу, на воину, и держали кони сытыи и зброи чисты» и ждали вести «на которои рокъ а котором местьцу бытии, ажбы есте конно а зброино там на тот рокъ были». Однако рассылка «листов» о мобилизации откладывалась до получения вестей о начале неприятельского наступления. В итоге соответствующие письма были отправлены только 24 мая 1514 г., спустя неделю (sic!) после того, как московские полки «облегли» Смоленск, и собраться посполитое рушение должно было в Минске спустя месяц, на день св. Яна (и туда же должен был прибыть из Бреста первый эшелон жолнеров).
Одним словом, к тому моменту, когда Сигизмунд получил печальную новость о том, что Василий III открыл новую военную кампанию и двинул свои полки на Смоленск, в его распоряжении реально оказалось около 1,5 тыс. драбов под началом Спергальдта. И смолянам в итоге оставалось, как и прежде, рассчитывать на свои собственные, отнюдь не бесконечные силы, да ждать, пока на горизонте появятся обещанные великим князем стройные ряды наемных жолнеров и отряды посполитого рушения, которые заставят русских отступить.
Гм, спергальдтовы драбы:
Была, правда, у Сигизмунда еще одна надежда. Ему удалось договориться о совместных действиях против «московского» с крымским ханом Менгли-Гиреем. 3 февраля 1514 г. ханские послы доставили Сигизмунду «докончанье царево», в котором, помимо всего прочего, крымский «царь» обязывался быть с Сигизмундом, «братом нашим, в братстве и приязни быти, против приятеля его приятелем, а противку неприятелем его неприятелем», а потому Менгли-Гирей обещал великому князю литовскому, что он сам со своими сыновьями «со всими детми и со всими внучаты, и з уланы, князи и мурзами, и все великое мое войско … коли будет потреб на князя московского, маем послати Жикгимонту, королю, брату нашому на помоч». И уже 21 февраля великий князь литовский отправил хану ответное послание, в котором писал, что де «нине того час есть, бо вжо весна пришла, а кождаи, хто мает з неприятелем своми дело делати, вжо починает», и потому он, великий князь, просит своего брата, «волного царя», выполнить свое обещание и «сынов своих вжо просте в землю неприятеля нашого московского послал…». Однако и эта надежда оказалась призрачной – как писал 26 мая (sic!) 1514 г. великий князь литовский остринскому наместнику С. Скиндеру, «от тыхъ часовъ (предыдущих посланий к Менгли-Гирею – Thor) и до сихъместь от царя, брата нашого, жадного гонъца есмо не видели» и признаков того, что хан выполнит свое обещание – тоже! Одним словом, несмотря на попытки учесть печальный опыт предыдущих лет войны, новая кампания начиналась как обычно – Литва была не готова к наступлению московитов...
To be continued...