Надеюсь, что временно, ибо "о сколько нам открытий чудных..."
Согласно хантингтоновой теории, теперь о последнем, о способности и желании татарского общества эффективно применять военную силу. Воинственность татар, их желание и готовность воевать подчеркивалась всеми современниками. Так, Б. де Виженер писал, что «…они (т.е. татары – Thor) не признают иного занятия кроме войны, т. е. внезапных набегов, сопровождаемых убийствами и грабежами…». Основанное саблей, Крымское ханство поддерживало свое существование саблей же. Однако была ли воинственность крымских татар их врожденным качеством или же необходимым условием существования их общества и государства? Интересные наблюдения, позволяющие дать ответ на этот вопрос, были сделаны Н.Н. Крадиным. Он писал, что «экологическая и экономическая адаптация номадизма являлась далеко не полной. С одной стороны, климатические стрессы, экстенсивность скотоводства, невозможность внедрения технологических инноваций и прочие причины… делали получаемый прибавочный продукт во много нестабильным. С другой стороны, перейдя к подвижному скотоводству, номады тем не менее не утратили необходимости потребления растительной земледельческой пищи…». Кроме того, отмечал историк, хотя «само по себе кочевое скотоводство является достаточно независимым и сбалансированным типом адаптации в аридных зонах», тем не менее «…такая адаптация вынуждает от многого отказываться. Образ существования «чистых» кочевников всегда более скуден, чем бы номадов, использующих дополнительные источники существования…». Переход же к иным способам существования, прежде всего занятиям ремеслами и земледелием, представлял для кочевников серьезную проблему, ибо «…отказ от пасторального образа жизни рассматривался номадами как крайне нежелательная альтернатива…».
Взятьие таванских городков в 1695 г. (польская гравюра того же времени):
Зависимость номадов от земледельцев подчеркивал и ряд других специалистов, например, Т.Дж. Барфилд, А.М. Хазанов, Т.Д. Холл. Между тем земледельческие общества, отличаясь от кочевых большей автаркичностью, самодостаточностью, не испытывали особого стремления вступать в экономические и иные контакты с миром номадов. Последние же, нуждаясь в земледельцах, рассматривали их попытки отгородиться от кочевого мира как стремление посягнуть на свою независимость, этническую и культурную самобытность. Учитывая же милитаризованный характер кочевых обществ и присущий им, как, впрочем, и многим другим народам на аналогичной, «варварской», стадии развития, характерный «варварский» этос (как писал Тацит, характеризуя отношение германцев к труду, «… гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью, – леность и малодушие…». Tac. Germ. 14), то предугадать поведение татар по отношению к соседям нетрудно. Набеги на последних, особенно северных, обеспечивали их тем, чего им не доставало, давали дополнительный доход, удовлетворяли их страсть к «хищничеству», способствовали выживанию татар в случае хозяйственного кризиса. Отметим в этой связи, что, судя по всему, после того, как Сахиб-Гирей вынудил живших в Крыму татар перейти к полуоседлому и оседлому образу жизни, их боеспособность стала снижаться, и на первое место выдвинулись ногаи, в немалом количестве откочевавшие в таврические степи в начале XVI в. Они сохранили прежний образ жизни и славу самых свирепых татарских воинов. Не случайно сын Девлет-Гирея, Мухаммед-Гирей II, узнав о гибели своего вассала, бия Малых Ногаев Гази, был чрезвычайно опечален, поскольку сам Гази «камена был стена Крымскому юрту и Азову», а «казыевы» воины – «на всякои воине первые люди».
Касаясь идеологической составляющей войн, которые вело Крымское ханство, отметим также, что противостояние Крыма с Россией, Литвой или Польшей носило характер еще и религиозного противостояния. Все это придавало отношениям Крыма со своими северными соседями характер особо жестокой враждебности. Как отмечал видный русский военный теоретик и историк Н.П. Михневич, «войны однокультурных народов всегда более или менее нерешительны; войны разнокультурных – всегда роковые…».
И общий своего рода вывод по всем предыдущим постам на эту тему - такими представляются нам на данный момент основные и наиболее характерные черты развития военного дела в Крымском ханстве в конце Средневековья – начале Нового времени. Характеризуя в целом же уровень развития военного дела Крымского ханства в XVI и отчасти XVII вв., можно только согласиться с мнением В. Остапчука, который высоко оценивал уровень развития военного дела в Крымском ханстве в рассматриваемый период. И хотя обрисованный в общих чертах образ татарского воина и войска конца XV – нач. XVII вв. и отличается от общепринятого, тем не менее, на наш взгляд, он больше соответствует исторической действительности и позволяет более или менее удовлетворительно ответить на вопрос: «Почему крымские татары столь долго являлись серьезным противником для обладавших большими людскими, техническими и производственными ресурсами противников?». Крымским татарам как обществу, «организованному для войны» (по меткому выражению отечественного историка М.В. Нечитайлова aka
maxnechitaylov, примененному им по отношению к средневековой Испании), удалось создать эффективную военную машину, которая вплоть до начала XVIII в. представляла серьезную угрозу для своих соседей. И только после того, как в результате военной революции в странах Европы появились массовые регулярные армии, прекрасно оснащенные модернизированным огнестрельным оружием и великолепно обученные, военная мощь Крымского ханства оказалась сломленной, а само ханство утратило свою независимость.
Кази-Кермен во времена Эвлия Челеби (ага, дикие татары, коноеды и кумысники):
Согласно хантингтоновой теории, теперь о последнем, о способности и желании татарского общества эффективно применять военную силу. Воинственность татар, их желание и готовность воевать подчеркивалась всеми современниками. Так, Б. де Виженер писал, что «…они (т.е. татары – Thor) не признают иного занятия кроме войны, т. е. внезапных набегов, сопровождаемых убийствами и грабежами…». Основанное саблей, Крымское ханство поддерживало свое существование саблей же. Однако была ли воинственность крымских татар их врожденным качеством или же необходимым условием существования их общества и государства? Интересные наблюдения, позволяющие дать ответ на этот вопрос, были сделаны Н.Н. Крадиным. Он писал, что «экологическая и экономическая адаптация номадизма являлась далеко не полной. С одной стороны, климатические стрессы, экстенсивность скотоводства, невозможность внедрения технологических инноваций и прочие причины… делали получаемый прибавочный продукт во много нестабильным. С другой стороны, перейдя к подвижному скотоводству, номады тем не менее не утратили необходимости потребления растительной земледельческой пищи…». Кроме того, отмечал историк, хотя «само по себе кочевое скотоводство является достаточно независимым и сбалансированным типом адаптации в аридных зонах», тем не менее «…такая адаптация вынуждает от многого отказываться. Образ существования «чистых» кочевников всегда более скуден, чем бы номадов, использующих дополнительные источники существования…». Переход же к иным способам существования, прежде всего занятиям ремеслами и земледелием, представлял для кочевников серьезную проблему, ибо «…отказ от пасторального образа жизни рассматривался номадами как крайне нежелательная альтернатива…».
Взятьие таванских городков в 1695 г. (польская гравюра того же времени):
Зависимость номадов от земледельцев подчеркивал и ряд других специалистов, например, Т.Дж. Барфилд, А.М. Хазанов, Т.Д. Холл. Между тем земледельческие общества, отличаясь от кочевых большей автаркичностью, самодостаточностью, не испытывали особого стремления вступать в экономические и иные контакты с миром номадов. Последние же, нуждаясь в земледельцах, рассматривали их попытки отгородиться от кочевого мира как стремление посягнуть на свою независимость, этническую и культурную самобытность. Учитывая же милитаризованный характер кочевых обществ и присущий им, как, впрочем, и многим другим народам на аналогичной, «варварской», стадии развития, характерный «варварский» этос (как писал Тацит, характеризуя отношение германцев к труду, «… гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью, – леность и малодушие…». Tac. Germ. 14), то предугадать поведение татар по отношению к соседям нетрудно. Набеги на последних, особенно северных, обеспечивали их тем, чего им не доставало, давали дополнительный доход, удовлетворяли их страсть к «хищничеству», способствовали выживанию татар в случае хозяйственного кризиса. Отметим в этой связи, что, судя по всему, после того, как Сахиб-Гирей вынудил живших в Крыму татар перейти к полуоседлому и оседлому образу жизни, их боеспособность стала снижаться, и на первое место выдвинулись ногаи, в немалом количестве откочевавшие в таврические степи в начале XVI в. Они сохранили прежний образ жизни и славу самых свирепых татарских воинов. Не случайно сын Девлет-Гирея, Мухаммед-Гирей II, узнав о гибели своего вассала, бия Малых Ногаев Гази, был чрезвычайно опечален, поскольку сам Гази «камена был стена Крымскому юрту и Азову», а «казыевы» воины – «на всякои воине первые люди».
Касаясь идеологической составляющей войн, которые вело Крымское ханство, отметим также, что противостояние Крыма с Россией, Литвой или Польшей носило характер еще и религиозного противостояния. Все это придавало отношениям Крыма со своими северными соседями характер особо жестокой враждебности. Как отмечал видный русский военный теоретик и историк Н.П. Михневич, «войны однокультурных народов всегда более или менее нерешительны; войны разнокультурных – всегда роковые…».
И общий своего рода вывод по всем предыдущим постам на эту тему - такими представляются нам на данный момент основные и наиболее характерные черты развития военного дела в Крымском ханстве в конце Средневековья – начале Нового времени. Характеризуя в целом же уровень развития военного дела Крымского ханства в XVI и отчасти XVII вв., можно только согласиться с мнением В. Остапчука, который высоко оценивал уровень развития военного дела в Крымском ханстве в рассматриваемый период. И хотя обрисованный в общих чертах образ татарского воина и войска конца XV – нач. XVII вв. и отличается от общепринятого, тем не менее, на наш взгляд, он больше соответствует исторической действительности и позволяет более или менее удовлетворительно ответить на вопрос: «Почему крымские татары столь долго являлись серьезным противником для обладавших большими людскими, техническими и производственными ресурсами противников?». Крымским татарам как обществу, «организованному для войны» (по меткому выражению отечественного историка М.В. Нечитайлова aka
maxnechitaylov, примененному им по отношению к средневековой Испании), удалось создать эффективную военную машину, которая вплоть до начала XVIII в. представляла серьезную угрозу для своих соседей. И только после того, как в результате военной революции в странах Европы появились массовые регулярные армии, прекрасно оснащенные модернизированным огнестрельным оружием и великолепно обученные, военная мощь Крымского ханства оказалась сломленной, а само ханство утратило свою независимость. Кази-Кермен во времена Эвлия Челеби (ага, дикие татары, коноеды и кумысники):