Опять скрипит потертое седло...
Пора, давно пора заканчивать затянувшуюся историю с жизнеописанием Степана Сидорова, рязанского примипила. И вот она, последняя ее часть, про его последний бой...
По возвращению из астраханской "посылки" отдых Степана длился недолго. Отношения Москвы и Крыма оставались напряженными, и обе стороны готовились к новому раунду противостояния. Девлет-Гирей, не сумев оказать помощи Казани и спасти ее от завоевания Иваном IV, попытался продолжить борьбу за Астрахань. Преемник Ямгурчи Дервиш-Али недолго пребывал в верности данному им русскому царю слову. Весной 1555 г. астраханец вступил в тайные переговоры с крымским ханом, и Девлет-Гирей решил оказать ему поддержку, организовав вторжение в русские пределы. «Царь» рассчитывал окончательно переманить Дервиш-Али в свой лагерь, а через него воздействовать на политическую ситуацию в Ногайской Орде, где бий Исмаил, союзник Ивана IV, вел борьбу со своими племянниками Юсуфовичами (их отца, своего брата, Исмаил убил в борьбе за власть). В случае успеха возникала возможность сколотить коалицию татарских юртов (три «сабли», по словам Ивана Грозного – «крымская», «ногайская» и «астраханская») и, кто знает, смог бы в таком случае великий князь удержать Казань?
Ставки в игре были высоки, и Девлет-Гирей тщательно отнесся к планированию большого похода на Москву. Прежде чем начать кампанию, он постарался поддержать у Ивана и его советников видимость своей готовности продолжать мирные переговоры и «…того же году (1555 – Thor), месяца маия, прислал из Крыму Девлет-Кирей-царь гонца Ян-Магмета, а писал о дружбе, а писал о дружбе, а послал послов своих и великого князя посла Федора Загрязского отпустил, а царь бы князь великий к нему послал послов…». Одновременно Девлет-Гирей распустил слух, что собирается совершить поход на адыгских князей. Однако в Москве не доверяли хану (а, быть может, московские доброхоты в Крыму, недостатка в которых не было, сообщили Ивану и боярам о планах «крымского») и сами готовили хану сюрприз. Как обычно, с 25 марта «на первой срок» были назначены воеводы в крепости «…от поля и по берегу от крымские стороны». На «берегу» же заблаговременно, как только чуть просохла земля и зазеленела первая трава, развернули оборонительную завесу – 5-полковая рать во главе с воеводами князем И.Ф. Мстиславским и М.Я. Морозовым заняла позиции по Оке в треугольнике Коломна-Кашира-Зарайск.
Но только лишь пассивным ожиданием нашествия и обороной в Москве на этот раз, судя по всему, решили не ограничиваться. Намереваясь «поустрашить» крымского «царя», 11 марта Иван IV с боярами «приговорил» «…послати на крымские улусы воевод боярина Ивана Васильевича Шереметева с товарыщи…». Конечной целью похода, согласно Никоновской летописи и разрядным записям, был захват татарских табунов, что паслись на так называемом Мамаевом лугу на левобережье Днепра в его низовьях, и одновременно стратегическая разведка намерений крымского хана. Но только ли в этом заключался замысел Грозного и его советников? Жаль, конечно, что участники тех событий не оставили нам своих записок, равно как и в недрах царских архивов не сохранилось подробного плана замышлявшейся кампании. Однако по разбросанным то тут, то там отрывочным свидетельствам можно предположить, что это лишь часть задуманного в Москве, а на самом деле готовилось нечто большее. В самом деле, в русских дипломатических бумагах того времени неоднократно подчеркивалось, что Шереметев руководил «ертаулом» (sic – !). Далее, что князь Курбский, характеризуя ертаул, отмечал, что это авангардный отряд, составленный из «избранных», лучших воинов. И то, и другое наглядно подтверждается, если посмотреть на состав шереметевской рати. Так, в разрядных записях отмечалось, что вместе с Шереметевым в поход были отправлены «дети боярские московских городов выбором, окроме казанские стороны», а к ним были добавлены «северских городов всех и смоленских помещиков выбором лутчих людей» - всего 20 служилых корпораций-«городов», в т.ч. 11 московских «городов», представители государева двора, удела князей Мосальских и Старицкого удела, «выбор» от Смоленска и дети боярские северских «городов». Вместе с послужильцами и кошевыми людьми детей боярских, стрельцами казаками под знаменами Шереметева и его воевод в поход выступили порядка 10 тыс. чел.
Под стать «выбору» были и воеводы. Если не считать «товарища» Шереметева, 2-го воеводу большого полка, окольничего и оружничего Л.А. Салтыкова из старинного московского боярского рода Морозовых и предводительствовавшего старицкими детьми боярскими князя Ю.В. Лыкова из рода Оболенских, остальные воеводы, включая и самого Шереметева, были опытными военачальниками. 1-й воевода передового полка, окольничий А.Д. Плещеев-Басманов, 1-й же воевода сторожевого полка Д.М. Плещеев и в меньшей степени 2-й воевода передового полка Б.Г. Зюзин , как говорится, собаку съели на «польской службе». Но на их фоне все равно выделялся 2-й воевода сторожевого полка – наш герой, поседевший на государевой службе 80-летний ветеран многих походов и кампаний!
По всему выходит, что «польской поход» Большого Шереметева был не простым набегом, а частью хитроумного плана, задуманного в Москве и имевшего своей целью заманить хана и его рать в ловушку. Рать Шереметва должна была выманить хана в Поле, связать его боем, а главные силы русского войска во главе с самим царем и его братом Владимиром Старицким должны были нанести по татарам сокрушительный удар. И дальнейший ход событий дает все основания полагать, что, если военная счастье оказалось бы на русской стороне, крымцам было бы нанесено такое поражение, от которого они долго не смогли бы оправиться. Но не будем торопиться, забегать вперед и посмотрим, как развивались события дальше.
По первоначальному плану сбор основных сил рати Шереметева должен был состояться в Белеве на Николин вешний день (9 мая), а вспомогательных сил из северских городов – тогда же в Новгород-Северском. Выступив из этих городов навстречу друг другу, Шереметев и командовавший северскими детьми боярскими почепский наместник, каширский сын боярский И.Б. Блудов должны были соединиться в верховьях рек Коломак и Мжи (юго-западнее нынешнего Харькова). Однако сборы затянулись почти на месяц (почему? Уж не потому ли, что в Москве ждали вестей о подлинных намерениях хана?). Только на Троицын день (в 1555 г. он пришелся на 2 июня) войско Шереметева, наконец, выступило и двинулось по Муравскому шляху на юг, к месту встречи с отрядом Блудова.
Опытный военачальник, И.В. Шереметев, по выражению Курбского, продвигался на юг, «имяше стражу с обоих боков зело прилежную и подъезды под шляхи…». Темп марша был небольшой – расстояние от Белева до верховьев Коломака (примерно 470 км) было преодолено за 20 дней. Выходит, что в среднем в день не обремененные тяжелым обозом и артиллерией-«нарядом» русская конница и посаженные на-конь стрельцы и казаки проходили по 20-25 км. Согласитесь – не похоже это на стремительный набег за добычей – перед нами обычный марш, сопряженный с прощупыванием намерений противника и разведкой местности (столь крупные соединения русского войска в этих краях еще не бывали).
Что делал в это время хан? Собрав свое воинство, в конце мая Девлет-Гирей выступил в поход. Сколько с ним было людей – точно определить невозможно, ибо списков-дефтерей этого (как, впрочем, и оставшихся от других аналогичных мероприятий того времени) похода не сохранилось. Однако можно попытаться, опираясь на косвенные свидетельства, определить примерную численность ханского войска. Из описания битвы между полками Шереметева и татарами известно, что на стороне неприятеля была вооруженная огнестрельным оружием пехота и артиллерия (ханская гвардия, созданная по образцу и подобию султанского корпуса капыкулу), видимо, заимствованный у турок же вагенбург (в повозках которого на походе ехала ханская пехота и перевозились легкие пушки) и, само собой, конница, состоявшая из «дворов» самого хана и татарских «князей» и ополчения. Отборная его часть, выставляемая выставляемая карачи-беками, главами знатнейших и влиятельнейших татарских родов (Ширинами, Мансурами, Аргынами и Кыпчаками), состояла, согласно сведениям татарских источников, из примерно 10 тыс. всадников. В случае же необходимости Ширины, в распоряжении которых находилось до половины всего татарского войска, могли поднять на-конь до 20 тыс. воинов. Всего же можно оценить силы татарской рати максимум примерно в 30-40 тыс. чел., в т.ч. около 1 тыс. (или несколько менее) пехоты и несколько легких орудий (не больше двух десятков).
Обремененное большим обозом, татарское войско столь же медленно, как и полки Шереметева, двигалось на север, пока во вторник 18 июня не вышло к Северскому Донцу на участке между нынешними Змиевым и Изюмом. На следующий день оно широким фронтом (90 верст) начало «лезть» через Донец сразу в четырех местах – «под Изюм-Курганом и под Савиным бором и под Болыклеем и на Обышкине». На последней точке, Абышкином перевозе, действовавшая за Донцом, «на крымской стороне» станица Л. Колтовского и обнаружила переправу неприятеля. Голова станицы немедленно отправил гонцов с известием в Путивль и к Шереметеву, а сам с остальными станичниками «остался смечать сакмы всех людей…».
В субботу 22 июня к И.В. Шереметеву, который к тому времени уже вышел к месту встречи с отрядом И. Блудова, «прибежал» станичник Иван Григорьев с сообщением от Л. Колтовского о переправе татар через Донец. Аналогичная весть была получена и от сторожи, что была послана в р-н Святых гор, находившихся в 10 верстах ниже по течению от места впадения Оскола в Северский Донец «с крымской стороны». Для русских воевод стало ясным, что хан, выступив с войском из Крыма по Муравскому шляху, примерно 15-16 июня достиг развилки степных дорог в верховьях реки Самары и, повернув на восток, дальше продолжил марш по Изюмскому шляху. К тому времени, когда Шереметев получил известие о татарах, Девлет-Гирей уже успел продвинуться в северном направлении на 70-90 км и находился восточнее Шереметева примерно в 150 км. Не теряя времени, воевода приказал стороже «сметить сакмы», а сам, «призывая Бога на помощь», пошел к татарской сакме. Очевидно, что Шереметев, посовещавшись с товарищами, повернул назад и скорым маршем пошел обратно на север по Муравскому шляху к Думчеву кургану, у истоков Псла, «от Донца от Северского верст с пол-30…» (севернее нынешней Прохоровки).
To bee continued...
По возвращению из астраханской "посылки" отдых Степана длился недолго. Отношения Москвы и Крыма оставались напряженными, и обе стороны готовились к новому раунду противостояния. Девлет-Гирей, не сумев оказать помощи Казани и спасти ее от завоевания Иваном IV, попытался продолжить борьбу за Астрахань. Преемник Ямгурчи Дервиш-Али недолго пребывал в верности данному им русскому царю слову. Весной 1555 г. астраханец вступил в тайные переговоры с крымским ханом, и Девлет-Гирей решил оказать ему поддержку, организовав вторжение в русские пределы. «Царь» рассчитывал окончательно переманить Дервиш-Али в свой лагерь, а через него воздействовать на политическую ситуацию в Ногайской Орде, где бий Исмаил, союзник Ивана IV, вел борьбу со своими племянниками Юсуфовичами (их отца, своего брата, Исмаил убил в борьбе за власть). В случае успеха возникала возможность сколотить коалицию татарских юртов (три «сабли», по словам Ивана Грозного – «крымская», «ногайская» и «астраханская») и, кто знает, смог бы в таком случае великий князь удержать Казань?
Ставки в игре были высоки, и Девлет-Гирей тщательно отнесся к планированию большого похода на Москву. Прежде чем начать кампанию, он постарался поддержать у Ивана и его советников видимость своей готовности продолжать мирные переговоры и «…того же году (1555 – Thor), месяца маия, прислал из Крыму Девлет-Кирей-царь гонца Ян-Магмета, а писал о дружбе, а писал о дружбе, а послал послов своих и великого князя посла Федора Загрязского отпустил, а царь бы князь великий к нему послал послов…». Одновременно Девлет-Гирей распустил слух, что собирается совершить поход на адыгских князей. Однако в Москве не доверяли хану (а, быть может, московские доброхоты в Крыму, недостатка в которых не было, сообщили Ивану и боярам о планах «крымского») и сами готовили хану сюрприз. Как обычно, с 25 марта «на первой срок» были назначены воеводы в крепости «…от поля и по берегу от крымские стороны». На «берегу» же заблаговременно, как только чуть просохла земля и зазеленела первая трава, развернули оборонительную завесу – 5-полковая рать во главе с воеводами князем И.Ф. Мстиславским и М.Я. Морозовым заняла позиции по Оке в треугольнике Коломна-Кашира-Зарайск.
Но только лишь пассивным ожиданием нашествия и обороной в Москве на этот раз, судя по всему, решили не ограничиваться. Намереваясь «поустрашить» крымского «царя», 11 марта Иван IV с боярами «приговорил» «…послати на крымские улусы воевод боярина Ивана Васильевича Шереметева с товарыщи…». Конечной целью похода, согласно Никоновской летописи и разрядным записям, был захват татарских табунов, что паслись на так называемом Мамаевом лугу на левобережье Днепра в его низовьях, и одновременно стратегическая разведка намерений крымского хана. Но только ли в этом заключался замысел Грозного и его советников? Жаль, конечно, что участники тех событий не оставили нам своих записок, равно как и в недрах царских архивов не сохранилось подробного плана замышлявшейся кампании. Однако по разбросанным то тут, то там отрывочным свидетельствам можно предположить, что это лишь часть задуманного в Москве, а на самом деле готовилось нечто большее. В самом деле, в русских дипломатических бумагах того времени неоднократно подчеркивалось, что Шереметев руководил «ертаулом» (sic – !). Далее, что князь Курбский, характеризуя ертаул, отмечал, что это авангардный отряд, составленный из «избранных», лучших воинов. И то, и другое наглядно подтверждается, если посмотреть на состав шереметевской рати. Так, в разрядных записях отмечалось, что вместе с Шереметевым в поход были отправлены «дети боярские московских городов выбором, окроме казанские стороны», а к ним были добавлены «северских городов всех и смоленских помещиков выбором лутчих людей» - всего 20 служилых корпораций-«городов», в т.ч. 11 московских «городов», представители государева двора, удела князей Мосальских и Старицкого удела, «выбор» от Смоленска и дети боярские северских «городов». Вместе с послужильцами и кошевыми людьми детей боярских, стрельцами казаками под знаменами Шереметева и его воевод в поход выступили порядка 10 тыс. чел.
Под стать «выбору» были и воеводы. Если не считать «товарища» Шереметева, 2-го воеводу большого полка, окольничего и оружничего Л.А. Салтыкова из старинного московского боярского рода Морозовых и предводительствовавшего старицкими детьми боярскими князя Ю.В. Лыкова из рода Оболенских, остальные воеводы, включая и самого Шереметева, были опытными военачальниками. 1-й воевода передового полка, окольничий А.Д. Плещеев-Басманов, 1-й же воевода сторожевого полка Д.М. Плещеев и в меньшей степени 2-й воевода передового полка Б.Г. Зюзин , как говорится, собаку съели на «польской службе». Но на их фоне все равно выделялся 2-й воевода сторожевого полка – наш герой, поседевший на государевой службе 80-летний ветеран многих походов и кампаний!
По всему выходит, что «польской поход» Большого Шереметева был не простым набегом, а частью хитроумного плана, задуманного в Москве и имевшего своей целью заманить хана и его рать в ловушку. Рать Шереметва должна была выманить хана в Поле, связать его боем, а главные силы русского войска во главе с самим царем и его братом Владимиром Старицким должны были нанести по татарам сокрушительный удар. И дальнейший ход событий дает все основания полагать, что, если военная счастье оказалось бы на русской стороне, крымцам было бы нанесено такое поражение, от которого они долго не смогли бы оправиться. Но не будем торопиться, забегать вперед и посмотрим, как развивались события дальше.
По первоначальному плану сбор основных сил рати Шереметева должен был состояться в Белеве на Николин вешний день (9 мая), а вспомогательных сил из северских городов – тогда же в Новгород-Северском. Выступив из этих городов навстречу друг другу, Шереметев и командовавший северскими детьми боярскими почепский наместник, каширский сын боярский И.Б. Блудов должны были соединиться в верховьях рек Коломак и Мжи (юго-западнее нынешнего Харькова). Однако сборы затянулись почти на месяц (почему? Уж не потому ли, что в Москве ждали вестей о подлинных намерениях хана?). Только на Троицын день (в 1555 г. он пришелся на 2 июня) войско Шереметева, наконец, выступило и двинулось по Муравскому шляху на юг, к месту встречи с отрядом Блудова.
Опытный военачальник, И.В. Шереметев, по выражению Курбского, продвигался на юг, «имяше стражу с обоих боков зело прилежную и подъезды под шляхи…». Темп марша был небольшой – расстояние от Белева до верховьев Коломака (примерно 470 км) было преодолено за 20 дней. Выходит, что в среднем в день не обремененные тяжелым обозом и артиллерией-«нарядом» русская конница и посаженные на-конь стрельцы и казаки проходили по 20-25 км. Согласитесь – не похоже это на стремительный набег за добычей – перед нами обычный марш, сопряженный с прощупыванием намерений противника и разведкой местности (столь крупные соединения русского войска в этих краях еще не бывали).
Что делал в это время хан? Собрав свое воинство, в конце мая Девлет-Гирей выступил в поход. Сколько с ним было людей – точно определить невозможно, ибо списков-дефтерей этого (как, впрочем, и оставшихся от других аналогичных мероприятий того времени) похода не сохранилось. Однако можно попытаться, опираясь на косвенные свидетельства, определить примерную численность ханского войска. Из описания битвы между полками Шереметева и татарами известно, что на стороне неприятеля была вооруженная огнестрельным оружием пехота и артиллерия (ханская гвардия, созданная по образцу и подобию султанского корпуса капыкулу), видимо, заимствованный у турок же вагенбург (в повозках которого на походе ехала ханская пехота и перевозились легкие пушки) и, само собой, конница, состоявшая из «дворов» самого хана и татарских «князей» и ополчения. Отборная его часть, выставляемая выставляемая карачи-беками, главами знатнейших и влиятельнейших татарских родов (Ширинами, Мансурами, Аргынами и Кыпчаками), состояла, согласно сведениям татарских источников, из примерно 10 тыс. всадников. В случае же необходимости Ширины, в распоряжении которых находилось до половины всего татарского войска, могли поднять на-конь до 20 тыс. воинов. Всего же можно оценить силы татарской рати максимум примерно в 30-40 тыс. чел., в т.ч. около 1 тыс. (или несколько менее) пехоты и несколько легких орудий (не больше двух десятков).
Обремененное большим обозом, татарское войско столь же медленно, как и полки Шереметева, двигалось на север, пока во вторник 18 июня не вышло к Северскому Донцу на участке между нынешними Змиевым и Изюмом. На следующий день оно широким фронтом (90 верст) начало «лезть» через Донец сразу в четырех местах – «под Изюм-Курганом и под Савиным бором и под Болыклеем и на Обышкине». На последней точке, Абышкином перевозе, действовавшая за Донцом, «на крымской стороне» станица Л. Колтовского и обнаружила переправу неприятеля. Голова станицы немедленно отправил гонцов с известием в Путивль и к Шереметеву, а сам с остальными станичниками «остался смечать сакмы всех людей…».
В субботу 22 июня к И.В. Шереметеву, который к тому времени уже вышел к месту встречи с отрядом И. Блудова, «прибежал» станичник Иван Григорьев с сообщением от Л. Колтовского о переправе татар через Донец. Аналогичная весть была получена и от сторожи, что была послана в р-н Святых гор, находившихся в 10 верстах ниже по течению от места впадения Оскола в Северский Донец «с крымской стороны». Для русских воевод стало ясным, что хан, выступив с войском из Крыма по Муравскому шляху, примерно 15-16 июня достиг развилки степных дорог в верховьях реки Самары и, повернув на восток, дальше продолжил марш по Изюмскому шляху. К тому времени, когда Шереметев получил известие о татарах, Девлет-Гирей уже успел продвинуться в северном направлении на 70-90 км и находился восточнее Шереметева примерно в 150 км. Не теряя времени, воевода приказал стороже «сметить сакмы», а сам, «призывая Бога на помощь», пошел к татарской сакме. Очевидно, что Шереметев, посовещавшись с товарищами, повернул назад и скорым маршем пошел обратно на север по Муравскому шляху к Думчеву кургану, у истоков Псла, «от Донца от Северского верст с пол-30…» (севернее нынешней Прохоровки).
To bee continued...