depressed Эти слова из стихотворения Р. Киплинга «Пыль» неплохо подошли бы в качестве эпиграфа к последним страницам биографии Степана Сидорова. Начиная с 1537 г. и до самой своей смерти от ран, полученных в бою, чуть ли не каждый год мы видим его в боях и походах. И не только в них – как и большинство служилых людей того времени, Степан Сидоров был мастером на все руки – и швец, и жнец, и на дуде игрец. В его послужном списке в эти последние почти 20 лет жизни служба полевая и полицейская, участие в сражениях, больших и малых, выполнение дипломатических поручений и даже организация торгов и взимание торговых пошлин. Но обо всем понемногу и по очереди. В ставшем уже обыденностью очередном летнем «стоянии» на Оке в 1538 г. Степан был одним из «голов для посылок» при 1-м воеводе Передового полка князе В.А. Микулинского – должность для поседевшего на службе ветерана, прямо скажем, не ахти какая. Но другого выбора не было (можно, конечно, было бы попытать счастья в Литве, как это сделал прежний сюзерен Сидорова, великий князь Иван Иванович, или князь Семен Бельский, но Степан не стал «перелетом»), и оставалось только служить дальше, рассчитывая на государеву милость.
Несомненно, Степан участвовал в памятных для русских и татар событиях холодного лета 1541 г. Крымский «царь» Сахиб-Гирей, давно угрожавший Москве нашествием, решился, наконец, исполнить свои обещания и во главе немалой рати явился, ведомый князем С. Бельским (который, кстати, по матери был родственником Ивана Ивановича Рязанского и потому претендовал на рязанский стол), на Оку под городком Ростиславлем. Правда, переправиться через реку с ходу ему не удалось – несогласие в татарском стане и отчаянное сопротивление ратников передового полка воевод князей И.И. Турунтая Пронского и В.Ф. Охлябинина не позволило ему этого сделать. Потеряв несколько часов, хан проиграл все. С холма на правом берегу Оки, где Сахиб-Гирей поставил свою ставку, он и его окружение «узре», что «идут болшие полки да и правая рука и левая; и начат царь зрети и дивитися, что идут люди многие, учредив полки красно: видят, а люди цветны и доспешны…». И далее летописец продолжал – «призва царь князя Семена Белского и князей своих: «сказали ми есте, что великого князя люди х Казани пошли, а мне и встречи не будет, а яз столко многых людей и нарядных, – писал русский летописец, – ни кутазников, ни аргумачников не лучися видати в одном месте; а старые мое татарове, которые на многых делех бывали, то же сказывают, что столко многих людей нарядных в одном месте нигде не видали». Впечатление, произведенное на Сахиб-Гирея упорством русских при обороне бродов через Оку и видом великокняжеских полков, в том числе и государева двора, было достаточном для того, чтобы «царь» отказался от дальнейших попыток форсировать реку и поспешил повернуть бесславно назад.
Был ли в 1541 г. Степан Сидоров сотенным головой в одном из полков государевой рати, бившейся с татарами на Оке – неизвестно, но вот спустя два года, в 1543 г., он снова на беспокойной южной границе, в головах «у Николы Заразскаго», под началом тамошнего воеводы Я.А. Салтыкова (в списке зарайских голов, Степан, кстати, стоит на последнем месте). И, надо полагать, что служил наш герой исправно, потому как по возвращению из зимнего 7056 (1547/1548) года на Казань (а, поскольку сам государь ходил на непокорных казанцев, то и двор был вместе с ним, и, следовательно, Степан Сидоров со своими сыновьями – непременно) рязанец был отправлен 2-м воеводой в Зарайск. Воеводство, пусть и 2-м воеводой, в столь важной крепости как Зарайск – это уже серьезный успех. Правда, чтобы проделать путь от головы до городового воеводы, Степану потребовалось 10 лет – что ни говори, рязанское происхождение давало о себе знать.
Зарайский Кремль сегодня:
В 7058 (1549/1550) г. Иван IV, « не мога терпети от клятвопреступников казанцов за многия их творимые клятви и неправды» , в ноябре снарядился во II Казанский поход. И снова среди участников похода мы видим Степана Сидорова. «Идучи х Козани, – записано было в разрядных записях, – царь и великий князь послал воевод своих для своево дела и земского … козанских мест воевати и кормов добывати». И среди этих воевод был и наш герой. Очевидно, что ветеран в предыдущие годы сумел выдвинуться, «наехать» себе «чести», и теперь получает ответственное задание и возможность действовать более или менее самостоятельно, что свидетельствует об определенном доверии к нему со стороны молодого царя. По возвращению же из похода Степан снова отправляется на беспокойную «крымскую украину», на этот 2-м воеводой в уже хорошо знакомый ему Зарайск.
К этому времени Сидоров, судя по всему, окончательно вошел в узкий круг лучших воевод, которые пользовались доверием юного Ивана IV. Новые назначения для него идут одно за другим, фактически не давая возможности побывать дома. Не успев отбыть срок в Зарайске, как с Дмитриева дня (26 октября) 7059 ((1550/1551) г. его отправляют на воеводство в Муром. Прошло два месяца, и «декабря в 26 день, пришли нагаиские мурзы Ураслан-мурза да Отаи-мурза да Теилякъ-мурза и иные мурзы со многими людми на Мещерские места и на Старую Рязань». К несчастью для татар, русские сторожи вовремя обнаружили их приближение, и украинные воеводы «сошлись» и дали отпор ногаям. «И по тем вестям были воеводы на Резани и ходили в поход боярин князь Петр Михайловичь Щенятев да князь Петр Ивановичь Микулинской, – сообщала разрядная книга, – да князь Олександра Ивановичь Воротынской; да от Николы Зарасково князь Дмитрей Иванович Пунков Микулинской. И сошлися воеводы вместе и приходили на нагайских людей во многих местех, и божиею милостию везде татар побивали, и Селейка мурзу взяли, и многих татар живых поимали». «Государев разряд» же дополнил это известие – согласно его показаниям, «в Ялатме были по нагайским же вестем и на деле были из Мурома воевода Семен Васильевич Шереметев, Степан Григорь¬евич сын Сидорова». В итоге для татар все закончилось очень и очень печально – пойдя по шерсть, мало кто из них даже и стриженым вернулся в родной юрт. Летописец со злорадством отмечал, что «сошлися воеводы резанские и мещорские вместе и шли до Шацких ворот и везде божиим милосердием побивая их (ногаев – Thor), а снеги великие да морозы, и позябли многие (ногаи – Thor), а достальных во многих местех розных казаки великого князя и до Волги их побивали». В итоге, по словам русского книжника, спастись сумели только сам Арслан-мурза и Отай-мурза да с ними «пеших нагаи человек с пятдесят», а прочие «все божиим милосердием зле погибли».
Летописец, конечно, преувеличил размеры разгрома, учиненного татарам русскими воеводами. Но не слишком, ибо Иван отписывал потом Белек Булату-мурзе, что арслановых людей и иных, пришедших с ним, «тысяч пять или шесть людеи наших людеи саблею умерли. А иные у нас на Москве в тюрмах померли». Одним словом, урок молодым, но слишком самоуверенным мурзам был преподан основательный. Зачинщик набега, Арслан-мурза, поспешил «учинить правду» перед Исмаил-мурзой, братом ногайского бия Юсуфа и его преемником-нурадином, а по совместительству – еще и главным московским доброхотом в Ногайской орде, и отправить летом 1551 г. своего посла к Ивану вместе с послами от Исмаил-мурзы и других мурз. «А всех послов и гостеи и их людеи 750 человек, – отмечалось в посольской книге, – а лошадеи с ними 7500». Вслед за ними прибыли и другие ногайские послы, 250 человек с 2000 лошадей, и «против нагаиских послов велел царь и велики князь послати встречю Степана Григорьева сына Сидорова. Да с Степаном же посланы дети боярские московских городов». И что еще интересно – наш герой не только обязан был организовать должным образом, с соблюдением всех тонкостей дипломатического протокола, встречу ногаев, но по царскому повелению «на базаре у них (ногаев – Thor) велено быти Степану». А конской торговле на Москве придавалось особое значение – ее порядок подробнейшим образом описал беглый подьячий Григорий Котошихин сто с небольшим лет спустя. В частности, Котошихин отмечал, что воевода, ответственный за организацию торговли татарскими конями, должен был прежде всего отобрать «про царский обиход» лучших лошадей, записать их в специальные книги и запятнать, после чего наладить распродажу оставшихся и сбор «записных денег» с продажи.
28 сентября 1551 г. под бдительным контролем Степана ногайские гости начали продавать пригнанных лошадей, а уже 12 октября ногаи двинулись в обратный путь. «А проводити велено Баитерека с таварищи до украины Степану ж Сидорову, – отмечено было в ногайской польской книге, – да с ним детем боярским тем же, коре на встрече были». Проводы послов было делом ответственным и небезопасным – в том же 1551 г. послы Юсуф-бия, «идучи с Москвы, дорогою грабили», а затем, на самой границе, «царя и великого князя воевод, которые их провожали до украины, переграбили ж». И, надо полагать, что с обоими поручениями, дипломатическим и торговым, Степан Сидоров справился успешно, не допустив порухи царской чести, ущерба его казне и грабежей со стороны татар.
В 1552 г. Степан непременно должен был вместе с Иваном в составе его государева полка ходить сперва на «берег», а потом и за него, в погоне за крымским «царем» Девлет-Гиреем I, который, пытаясь помочь Казани, попробовал на прочность оборону крымской украины. А когда хан был вынужден убраться от Тулы обратно, Иван со своими полками ушел к Казани, и казанская эпопея, несомненно, может быть записана в послужной список нашего героя.
А вот так представлял себе ногайского всадника А. Орловский в начале XIX в.:
В 1553 г. мы снова видим Степана на южной украине, в знакомых местах, выполняющим ответственное поручение. Иван IV, последовательно продолжая политику своего отца по возведению крепостей на возможных путях выдвижения крымских татар и ногаев к русским рубежам, решил поставить город «в Шатцких воротех на Шате на реке». Ставить город было поручено сыну боярскому Борису Сукину, а «на бережении с людми», прикрывали строительство от внезапной атаки татар князь Д.С. Шестунов и Степан Сидоров. Возведение будущего Шацка началось «с Николина дня вешнего» (9 мая), а завершилось к «Ыльина дни» (20 июля). Обращает на себя быстрота возведения крепости – не прошло и 2,5 месяцев с начала ее постройки, как она уже была готова и в ней оставлен на «годованье» гарнизон с воеводами князем И.Ф. Мезецким и С. Лачиновым.
По возвращению из шацкой «посылки» Степан недолго пребывал в праздности – в октябре из «Нагаев» «выбежали» полоняники Карп Горлов «со товарищи», которые сообщили, что де «Исмаил мурза, Ахтотар мурза и иные мурзы Волгу перевезлися со многими людьми, а ждати им, перелезши Волгу, Исупа князя; а Исупу князю с теми со всеми людьми быти на царевы и великого князя украины». Весть о том, что Юсуф-бий снарядился в поход «на Резанскую украину, как Ока станет» , сообщил из Ногайской орды и служилый татарин великого князя Сююндюк Тулусупов, добавив к этому, что Юсуф де ведет с собой «всех людеи своих сто тысяч да дватцать». Естественно, что обеспокоенный Иван и бояре поспешили предпринять необходимые контрмеры – была составлена роспись полков с развертыванием в Коломне. Туда собрался выступить и сам царь вместе со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем, и, естественно, вместе со своими дворянами (а, значит, Степан Сидоров по царскому приказу также «всел в седло» и по осенним дорогам порысил к месту сбора). Сторожи в Поле и на «резанской украине» получили наказ «проведати про нагаиских людеи», ногайских послов, незадолго до этого поехавших было с Москвы домой, было приказано вернуть обратно. К счастью, тревога оказалась ложной – прибывший из Шацка в Москву 29 ноября сын боярский Злоба Щепотев сообщил, что ногаи действительно идут, но это не рать юсуфова, а посольство от Исмаил-мурзы, «а всех послов и гостеи и их людеи 400 человек, а лошадеи с ними 3000». Вслед за Щепотевым в Москву прискакал служилый татарин Бахтеяр Бамаков, который «сказывал» Ивану, что де Юсуф-бий действительно собрался ратью на «резанскую украину», но Исмаил-мурза отказался поддержать его в этом предприятии и «Юсуф деи за тем не пошел». Собравшаяся было рать большей частью была распущена, и Степан вернулся в ставшее ему за эти 30 лет родным поместье и расседлал коня. "Но отпуска нет на войне", и долго отдыхать от ратных трудов Сидорову не довелось. Но об этом в следующий раз...
Несомненно, Степан участвовал в памятных для русских и татар событиях холодного лета 1541 г. Крымский «царь» Сахиб-Гирей, давно угрожавший Москве нашествием, решился, наконец, исполнить свои обещания и во главе немалой рати явился, ведомый князем С. Бельским (который, кстати, по матери был родственником Ивана Ивановича Рязанского и потому претендовал на рязанский стол), на Оку под городком Ростиславлем. Правда, переправиться через реку с ходу ему не удалось – несогласие в татарском стане и отчаянное сопротивление ратников передового полка воевод князей И.И. Турунтая Пронского и В.Ф. Охлябинина не позволило ему этого сделать. Потеряв несколько часов, хан проиграл все. С холма на правом берегу Оки, где Сахиб-Гирей поставил свою ставку, он и его окружение «узре», что «идут болшие полки да и правая рука и левая; и начат царь зрети и дивитися, что идут люди многие, учредив полки красно: видят, а люди цветны и доспешны…». И далее летописец продолжал – «призва царь князя Семена Белского и князей своих: «сказали ми есте, что великого князя люди х Казани пошли, а мне и встречи не будет, а яз столко многых людей и нарядных, – писал русский летописец, – ни кутазников, ни аргумачников не лучися видати в одном месте; а старые мое татарове, которые на многых делех бывали, то же сказывают, что столко многих людей нарядных в одном месте нигде не видали». Впечатление, произведенное на Сахиб-Гирея упорством русских при обороне бродов через Оку и видом великокняжеских полков, в том числе и государева двора, было достаточном для того, чтобы «царь» отказался от дальнейших попыток форсировать реку и поспешил повернуть бесславно назад.
Был ли в 1541 г. Степан Сидоров сотенным головой в одном из полков государевой рати, бившейся с татарами на Оке – неизвестно, но вот спустя два года, в 1543 г., он снова на беспокойной южной границе, в головах «у Николы Заразскаго», под началом тамошнего воеводы Я.А. Салтыкова (в списке зарайских голов, Степан, кстати, стоит на последнем месте). И, надо полагать, что служил наш герой исправно, потому как по возвращению из зимнего 7056 (1547/1548) года на Казань (а, поскольку сам государь ходил на непокорных казанцев, то и двор был вместе с ним, и, следовательно, Степан Сидоров со своими сыновьями – непременно) рязанец был отправлен 2-м воеводой в Зарайск. Воеводство, пусть и 2-м воеводой, в столь важной крепости как Зарайск – это уже серьезный успех. Правда, чтобы проделать путь от головы до городового воеводы, Степану потребовалось 10 лет – что ни говори, рязанское происхождение давало о себе знать.
Зарайский Кремль сегодня:
В 7058 (1549/1550) г. Иван IV, « не мога терпети от клятвопреступников казанцов за многия их творимые клятви и неправды» , в ноябре снарядился во II Казанский поход. И снова среди участников похода мы видим Степана Сидорова. «Идучи х Козани, – записано было в разрядных записях, – царь и великий князь послал воевод своих для своево дела и земского … козанских мест воевати и кормов добывати». И среди этих воевод был и наш герой. Очевидно, что ветеран в предыдущие годы сумел выдвинуться, «наехать» себе «чести», и теперь получает ответственное задание и возможность действовать более или менее самостоятельно, что свидетельствует об определенном доверии к нему со стороны молодого царя. По возвращению же из похода Степан снова отправляется на беспокойную «крымскую украину», на этот 2-м воеводой в уже хорошо знакомый ему Зарайск.
К этому времени Сидоров, судя по всему, окончательно вошел в узкий круг лучших воевод, которые пользовались доверием юного Ивана IV. Новые назначения для него идут одно за другим, фактически не давая возможности побывать дома. Не успев отбыть срок в Зарайске, как с Дмитриева дня (26 октября) 7059 ((1550/1551) г. его отправляют на воеводство в Муром. Прошло два месяца, и «декабря в 26 день, пришли нагаиские мурзы Ураслан-мурза да Отаи-мурза да Теилякъ-мурза и иные мурзы со многими людми на Мещерские места и на Старую Рязань». К несчастью для татар, русские сторожи вовремя обнаружили их приближение, и украинные воеводы «сошлись» и дали отпор ногаям. «И по тем вестям были воеводы на Резани и ходили в поход боярин князь Петр Михайловичь Щенятев да князь Петр Ивановичь Микулинской, – сообщала разрядная книга, – да князь Олександра Ивановичь Воротынской; да от Николы Зарасково князь Дмитрей Иванович Пунков Микулинской. И сошлися воеводы вместе и приходили на нагайских людей во многих местех, и божиею милостию везде татар побивали, и Селейка мурзу взяли, и многих татар живых поимали». «Государев разряд» же дополнил это известие – согласно его показаниям, «в Ялатме были по нагайским же вестем и на деле были из Мурома воевода Семен Васильевич Шереметев, Степан Григорь¬евич сын Сидорова». В итоге для татар все закончилось очень и очень печально – пойдя по шерсть, мало кто из них даже и стриженым вернулся в родной юрт. Летописец со злорадством отмечал, что «сошлися воеводы резанские и мещорские вместе и шли до Шацких ворот и везде божиим милосердием побивая их (ногаев – Thor), а снеги великие да морозы, и позябли многие (ногаи – Thor), а достальных во многих местех розных казаки великого князя и до Волги их побивали». В итоге, по словам русского книжника, спастись сумели только сам Арслан-мурза и Отай-мурза да с ними «пеших нагаи человек с пятдесят», а прочие «все божиим милосердием зле погибли».
Летописец, конечно, преувеличил размеры разгрома, учиненного татарам русскими воеводами. Но не слишком, ибо Иван отписывал потом Белек Булату-мурзе, что арслановых людей и иных, пришедших с ним, «тысяч пять или шесть людеи наших людеи саблею умерли. А иные у нас на Москве в тюрмах померли». Одним словом, урок молодым, но слишком самоуверенным мурзам был преподан основательный. Зачинщик набега, Арслан-мурза, поспешил «учинить правду» перед Исмаил-мурзой, братом ногайского бия Юсуфа и его преемником-нурадином, а по совместительству – еще и главным московским доброхотом в Ногайской орде, и отправить летом 1551 г. своего посла к Ивану вместе с послами от Исмаил-мурзы и других мурз. «А всех послов и гостеи и их людеи 750 человек, – отмечалось в посольской книге, – а лошадеи с ними 7500». Вслед за ними прибыли и другие ногайские послы, 250 человек с 2000 лошадей, и «против нагаиских послов велел царь и велики князь послати встречю Степана Григорьева сына Сидорова. Да с Степаном же посланы дети боярские московских городов». И что еще интересно – наш герой не только обязан был организовать должным образом, с соблюдением всех тонкостей дипломатического протокола, встречу ногаев, но по царскому повелению «на базаре у них (ногаев – Thor) велено быти Степану». А конской торговле на Москве придавалось особое значение – ее порядок подробнейшим образом описал беглый подьячий Григорий Котошихин сто с небольшим лет спустя. В частности, Котошихин отмечал, что воевода, ответственный за организацию торговли татарскими конями, должен был прежде всего отобрать «про царский обиход» лучших лошадей, записать их в специальные книги и запятнать, после чего наладить распродажу оставшихся и сбор «записных денег» с продажи.
28 сентября 1551 г. под бдительным контролем Степана ногайские гости начали продавать пригнанных лошадей, а уже 12 октября ногаи двинулись в обратный путь. «А проводити велено Баитерека с таварищи до украины Степану ж Сидорову, – отмечено было в ногайской польской книге, – да с ним детем боярским тем же, коре на встрече были». Проводы послов было делом ответственным и небезопасным – в том же 1551 г. послы Юсуф-бия, «идучи с Москвы, дорогою грабили», а затем, на самой границе, «царя и великого князя воевод, которые их провожали до украины, переграбили ж». И, надо полагать, что с обоими поручениями, дипломатическим и торговым, Степан Сидоров справился успешно, не допустив порухи царской чести, ущерба его казне и грабежей со стороны татар.
В 1552 г. Степан непременно должен был вместе с Иваном в составе его государева полка ходить сперва на «берег», а потом и за него, в погоне за крымским «царем» Девлет-Гиреем I, который, пытаясь помочь Казани, попробовал на прочность оборону крымской украины. А когда хан был вынужден убраться от Тулы обратно, Иван со своими полками ушел к Казани, и казанская эпопея, несомненно, может быть записана в послужной список нашего героя.
А вот так представлял себе ногайского всадника А. Орловский в начале XIX в.:
В 1553 г. мы снова видим Степана на южной украине, в знакомых местах, выполняющим ответственное поручение. Иван IV, последовательно продолжая политику своего отца по возведению крепостей на возможных путях выдвижения крымских татар и ногаев к русским рубежам, решил поставить город «в Шатцких воротех на Шате на реке». Ставить город было поручено сыну боярскому Борису Сукину, а «на бережении с людми», прикрывали строительство от внезапной атаки татар князь Д.С. Шестунов и Степан Сидоров. Возведение будущего Шацка началось «с Николина дня вешнего» (9 мая), а завершилось к «Ыльина дни» (20 июля). Обращает на себя быстрота возведения крепости – не прошло и 2,5 месяцев с начала ее постройки, как она уже была готова и в ней оставлен на «годованье» гарнизон с воеводами князем И.Ф. Мезецким и С. Лачиновым.
По возвращению из шацкой «посылки» Степан недолго пребывал в праздности – в октябре из «Нагаев» «выбежали» полоняники Карп Горлов «со товарищи», которые сообщили, что де «Исмаил мурза, Ахтотар мурза и иные мурзы Волгу перевезлися со многими людьми, а ждати им, перелезши Волгу, Исупа князя; а Исупу князю с теми со всеми людьми быти на царевы и великого князя украины». Весть о том, что Юсуф-бий снарядился в поход «на Резанскую украину, как Ока станет» , сообщил из Ногайской орды и служилый татарин великого князя Сююндюк Тулусупов, добавив к этому, что Юсуф де ведет с собой «всех людеи своих сто тысяч да дватцать». Естественно, что обеспокоенный Иван и бояре поспешили предпринять необходимые контрмеры – была составлена роспись полков с развертыванием в Коломне. Туда собрался выступить и сам царь вместе со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем, и, естественно, вместе со своими дворянами (а, значит, Степан Сидоров по царскому приказу также «всел в седло» и по осенним дорогам порысил к месту сбора). Сторожи в Поле и на «резанской украине» получили наказ «проведати про нагаиских людеи», ногайских послов, незадолго до этого поехавших было с Москвы домой, было приказано вернуть обратно. К счастью, тревога оказалась ложной – прибывший из Шацка в Москву 29 ноября сын боярский Злоба Щепотев сообщил, что ногаи действительно идут, но это не рать юсуфова, а посольство от Исмаил-мурзы, «а всех послов и гостеи и их людеи 400 человек, а лошадеи с ними 3000». Вслед за Щепотевым в Москву прискакал служилый татарин Бахтеяр Бамаков, который «сказывал» Ивану, что де Юсуф-бий действительно собрался ратью на «резанскую украину», но Исмаил-мурза отказался поддержать его в этом предприятии и «Юсуф деи за тем не пошел». Собравшаяся было рать большей частью была распущена, и Степан вернулся в ставшее ему за эти 30 лет родным поместье и расседлал коня. "Но отпуска нет на войне", и долго отдыхать от ратных трудов Сидорову не довелось. Но об этом в следующий раз...