Сафа-Гирей в поход собрался или продолжение крымской замятни...
В прошлый раз яз, грешный, остановился на том в своем повествовании (О, нет повести печальнее на свете, чем повесть о лишенном наследства Ислам-Гирее!) о крымской замятне, что Василий III, не доверяя татарам, на всякий случай принял некоторые меры предосторожности. Посмотрим, что из этого получилось...
10 июня 1533 г. в Москву из Крыма вернулся Я. Кожухов, принесший весть, что Ислам-Гирей теперь калга, а новым крымским «царем» султан сделал его дядю Сахиб-Гирея. Вместе со служилым татарином к Василию III приехал от нового «царя» его посол князь Салтанъяр (и гонец от Ислам-Гирея). Новость, что и говорить, была не из приятных – Сахиб-Гирей пользовался славой непримиримого врага Москвы, и рассчитывать даже не на союз, а хотя бы на относительно мирные отношения с новым крымским правителем не стоило. Да и сам Сахиб-Гирей поспешил подтвердить эти предчувствия. В своей грамоте он более чем прозрачно намекнул, чтобы «московский» поторопился со знаками внимания и поминками, угрожая в противном случае большими неприятностями.
И неприятностей этих долго ждать не пришлось. Начнем с того, что лето 1533 г. вообще выдалось богатым на всякие неприятности. 23 июня, во второй половине дня («в 11 час дни») на Москву обрушилась сильнейшая гроза, после которой, как писал летописец, «не бысть дождя до сентября месяца, но засуха и мгла велия, акы дым горка, лесы выгореша и болота водные высохша, и солнце в 3 часа дни явльшеся красно, и луч сияше от него красен чрез весь ден». Новгородский же летописец к этому добавлял, что «множество изомроша скота по селам от жажды водныя, … и во мнозех местех села выгореша и со скоты». Мгла от лесных и торфяных пожаров покрыла все и вся, и была по рой столь густой, «якоже и птиц не видети по воздуху парящих, а человек человека в близи не узрит». Прошло несколько дней, и «явися на небеси звезда велика и испущаше от себе луч велик». И это было не последнее грозное предзнаменование этого года – «того же лета, августа в 19, в первом часу дни солнце гибло до шестого часа дни». Подытоживая ожидания от всех этих природных явлений, летописец записал – «людие же поразсудив, и глаголаху в себе, яко бытии во царстве пременению некоему…» (и ведь как в воду смотрели старики - в декабре 1533 г. Василий III умре, и понеслась нелегкая...).
Картина в тему - Б. Клещиньский, "Отдыхающие казаки":
Любят же поляки казаков рисовать всяких - к чему бы это?
И в довершение всех бед «прииде к великому князю весть с Поля, месяца августа в 12 день (согласно Постниковскому летописцу – 11 августа, а Воскресенская летопись датирует это событие 14-м августа – Thor), за три дни до Оспожина дни, что к Рязани идуть безбожьнии татаровя кримские». Воскресенская летопись, более словоохотливая по сравнению с другими летописями, сообщала, что вестником, принесшим новость о приближении татар, был служилый татарин Н. Тулушыков. Возвращаясь из Валахии, куда он ездил с великокняжеской грамотой тамошнему воеводе, на Волчьих водах Неболса был перехвачен татарским дозором и доставлен к Ислам-Гирею. Оказывается, здесь разбили свой лагерь калга и его двоюродный брат, бывший казанский «царь» Сафа-Гирей со своими людми, «а жжидаются с людми», намереваясь совершить набег на государеву украину. «И Ислам Неболсу издержал, – продолжал далее летописец, – а к великому князю въскоре вести ради не отпусти, правду свою порушил, и измену учинил». Лишь достигнув Северского Донца (на переправах через него?), Ислам отпустил татарина, который и поспешил на Москву с недоброй вестью. Помимо всего прочего, Небольса сообщил также, что «Ислам царь, и Сафа Кирей царь и иные царевичи крымские со всеми крымскими людми, да и прибылние с ними люди многие, идут на великого князя украйну на Рязань».
Судя по всему, Небольса Тулушыков не был единственным, кто доставил новость о готовящемся набеге татар на Рязань. Похоже, что их перемещения были обнаружены и русскими сторожами (видимо, они-то первыми, на несколько дней раньше Неболсы, и сообщили в Москву о нашествии), которые исчислили приближающуюся татарскую рать в 40 тыс. всадников. Правда, численность неприятеля, как это обычно бывало, сторожи сильно преувеличили – представляется, что, смечая татарскую сакму, русские дозорные имели в виду, прежде всего, коней, а не людей, и тогда можно смело уменьшить данную цифру по меньшей мере в 2-3 раза. В пользу такого предположения косвенно говорит также и то обстоятельство, что сам поход не носил официального характера, о чем позднее писал Сахиб-Гирей Василию – он де отправлял племянников походом на Сигизмундовы владения, а они самовольством решили совершить набег на земли Василия. Кстати, из послания хана великому князю хорошо просматривается и мотивация участников похода – Сахиб-Гирей был обижен тем, что прибывший из Москвы посланник доставил слишком бедные поминки, а его народ, по словам хана, привык кормиться саблею. Потому, дескать, если Василий желает мира, то пускай шлет поминки побогаче! Василий же, скупой рыцарь, в отличие от Сигизмунда, с деньгами расставался тяжело...
Любопытно, но создается впечатление, что Ислам-Гирей и на этот раз остался верен себе и вел двойную игру. С одной стороны, он со своими людьми принял участие организуемом своим двоюродным братом походе, задержал Небольсу, отпустив его лишь тогда, когда времени на принятие соответствующих контрмер у Василия III практически не оставалось. С другой стороны, Ислам-Гирей отправил Василию грамоту, в которой писал: «Идет на тобя крымской царь да казаньской, и яз, деи, неволею иду — царь меня послал турьской, а отдал мне вотчину мою да 2 града придал мне свои. Иду яз, а тебе дружу»...
И снова Й. Брандт, и снова казаки:
Ну а в качестве завершения этой части - крылатые слова мистера Секонда: "Парни, бросьте эти сопли! Вас ждет вторая серия!". И она таки воспоследует, ибо вчера это грустное повествование я все же закончил (осталось теперь собрать вместе с "Ислановой стравкой" в одно целое и вставить отдельной главой в книжку про русско-крымские войны XVI в.)
10 июня 1533 г. в Москву из Крыма вернулся Я. Кожухов, принесший весть, что Ислам-Гирей теперь калга, а новым крымским «царем» султан сделал его дядю Сахиб-Гирея. Вместе со служилым татарином к Василию III приехал от нового «царя» его посол князь Салтанъяр (и гонец от Ислам-Гирея). Новость, что и говорить, была не из приятных – Сахиб-Гирей пользовался славой непримиримого врага Москвы, и рассчитывать даже не на союз, а хотя бы на относительно мирные отношения с новым крымским правителем не стоило. Да и сам Сахиб-Гирей поспешил подтвердить эти предчувствия. В своей грамоте он более чем прозрачно намекнул, чтобы «московский» поторопился со знаками внимания и поминками, угрожая в противном случае большими неприятностями.
И неприятностей этих долго ждать не пришлось. Начнем с того, что лето 1533 г. вообще выдалось богатым на всякие неприятности. 23 июня, во второй половине дня («в 11 час дни») на Москву обрушилась сильнейшая гроза, после которой, как писал летописец, «не бысть дождя до сентября месяца, но засуха и мгла велия, акы дым горка, лесы выгореша и болота водные высохша, и солнце в 3 часа дни явльшеся красно, и луч сияше от него красен чрез весь ден». Новгородский же летописец к этому добавлял, что «множество изомроша скота по селам от жажды водныя, … и во мнозех местех села выгореша и со скоты». Мгла от лесных и торфяных пожаров покрыла все и вся, и была по рой столь густой, «якоже и птиц не видети по воздуху парящих, а человек человека в близи не узрит». Прошло несколько дней, и «явися на небеси звезда велика и испущаше от себе луч велик». И это было не последнее грозное предзнаменование этого года – «того же лета, августа в 19, в первом часу дни солнце гибло до шестого часа дни». Подытоживая ожидания от всех этих природных явлений, летописец записал – «людие же поразсудив, и глаголаху в себе, яко бытии во царстве пременению некоему…» (и ведь как в воду смотрели старики - в декабре 1533 г. Василий III умре, и понеслась нелегкая...).
Картина в тему - Б. Клещиньский, "Отдыхающие казаки":
Любят же поляки казаков рисовать всяких - к чему бы это?
И в довершение всех бед «прииде к великому князю весть с Поля, месяца августа в 12 день (согласно Постниковскому летописцу – 11 августа, а Воскресенская летопись датирует это событие 14-м августа – Thor), за три дни до Оспожина дни, что к Рязани идуть безбожьнии татаровя кримские». Воскресенская летопись, более словоохотливая по сравнению с другими летописями, сообщала, что вестником, принесшим новость о приближении татар, был служилый татарин Н. Тулушыков. Возвращаясь из Валахии, куда он ездил с великокняжеской грамотой тамошнему воеводе, на Волчьих водах Неболса был перехвачен татарским дозором и доставлен к Ислам-Гирею. Оказывается, здесь разбили свой лагерь калга и его двоюродный брат, бывший казанский «царь» Сафа-Гирей со своими людми, «а жжидаются с людми», намереваясь совершить набег на государеву украину. «И Ислам Неболсу издержал, – продолжал далее летописец, – а к великому князю въскоре вести ради не отпусти, правду свою порушил, и измену учинил». Лишь достигнув Северского Донца (на переправах через него?), Ислам отпустил татарина, который и поспешил на Москву с недоброй вестью. Помимо всего прочего, Небольса сообщил также, что «Ислам царь, и Сафа Кирей царь и иные царевичи крымские со всеми крымскими людми, да и прибылние с ними люди многие, идут на великого князя украйну на Рязань».
Судя по всему, Небольса Тулушыков не был единственным, кто доставил новость о готовящемся набеге татар на Рязань. Похоже, что их перемещения были обнаружены и русскими сторожами (видимо, они-то первыми, на несколько дней раньше Неболсы, и сообщили в Москву о нашествии), которые исчислили приближающуюся татарскую рать в 40 тыс. всадников. Правда, численность неприятеля, как это обычно бывало, сторожи сильно преувеличили – представляется, что, смечая татарскую сакму, русские дозорные имели в виду, прежде всего, коней, а не людей, и тогда можно смело уменьшить данную цифру по меньшей мере в 2-3 раза. В пользу такого предположения косвенно говорит также и то обстоятельство, что сам поход не носил официального характера, о чем позднее писал Сахиб-Гирей Василию – он де отправлял племянников походом на Сигизмундовы владения, а они самовольством решили совершить набег на земли Василия. Кстати, из послания хана великому князю хорошо просматривается и мотивация участников похода – Сахиб-Гирей был обижен тем, что прибывший из Москвы посланник доставил слишком бедные поминки, а его народ, по словам хана, привык кормиться саблею. Потому, дескать, если Василий желает мира, то пускай шлет поминки побогаче! Василий же, скупой рыцарь, в отличие от Сигизмунда, с деньгами расставался тяжело...
Любопытно, но создается впечатление, что Ислам-Гирей и на этот раз остался верен себе и вел двойную игру. С одной стороны, он со своими людьми принял участие организуемом своим двоюродным братом походе, задержал Небольсу, отпустив его лишь тогда, когда времени на принятие соответствующих контрмер у Василия III практически не оставалось. С другой стороны, Ислам-Гирей отправил Василию грамоту, в которой писал: «Идет на тобя крымской царь да казаньской, и яз, деи, неволею иду — царь меня послал турьской, а отдал мне вотчину мою да 2 града придал мне свои. Иду яз, а тебе дружу»...
И снова Й. Брандт, и снова казаки:
Ну а в качестве завершения этой части - крылатые слова мистера Секонда: "Парни, бросьте эти сопли! Вас ждет вторая серия!". И она таки воспоследует, ибо вчера это грустное повествование я все же закончил (осталось теперь собрать вместе с "Ислановой стравкой" в одно целое и вставить отдельной главой в книжку про русско-крымские войны XVI в.)